— А почему я вам объяснять должен? Или я не волен делать, что хочу?
Генрих Пфлаум, с пыхтением нагибавшийся за рубанком, повертел его в руках, поставил на место и сказал в пространство:
— Очевидно, русскому мастеру неизвестны законы. Я бы хотел, чтобы их объяснили его единоверцы…
Федоров посмотрел на Кавку и на Григория.
Кавка сокрушенно развел руками.
— Видишь, какое дело… — начал он. — Столярничать-то тебе нельзя.
— Как это «нельзя»? С чего вдруг?
— Да, вишь, такой порядок… Ты печатник — ну, значит, печатай. А столярные там или другие работы делать сам ты не можешь.
— Еще как могу! Лучше ваших столяров сделаю! — Да ведь ты не к столярному цеху приписан!
— Ну так что?
Фома Сикст нашел нужным прервать объяснение:
— Я считаю факт нарушения цеховых законов установленным.
— По неведению мастера! — вступился Кавка.
Прошу учесть, что по-неведению!
— Не имеет значения! — возразил Сикст.
— Как не имеет? — воспротивился Григорий. — Имеет!
Стась, шорник, глядел то на одного спорщика, то на другого. Генрих Пфлаум поддержал Кавку и Григория:
— Неведение мастера облегчает вину.
Полное лицо Сикста пошло пятнами.
— Не присваивайте себе прав цеховых старшин! Наше дело — установить нарушение. А оно установлено. Никто не посмеет отрицать, что друкарь сам делал столярные работы!
— Погоди, погоди! — прервал Сикста Иван Федоров. — Не кричи. Дайте в толк взять, что вам нужно.
Ему объяснили, каждый мастер имеет право заводить только тот инструмент, который нужен именно ему; каждый мастер может делать только те операции, какие определены уставом цеха. Валяльщики шерсти, к примеру, могут только валять шерсть. Красить ее могут только красильщики.
— Даже работы следует производить в определенном порядке, — важно заявил Генрих Пфлаум. — Пожалуйста. Седельники сначала полируют седла, а потом красят. Но не иначе. Нет! Порядок есть порядок!
— Так я не суконщик и не седельник, слава тебе господи! — сказал Федоров. — По-вашему рассуждать, так один должен литеры лить, другой матрицы ладить, третий станок мастерить, а четвертый только на рычаг нажимать?
— Именно так! — без тени усмешки подтвердил Сикст, и остальные мастера согласно кивнули. — К сожалению, книгопечатание — новое дело. Очевидно, старшинам предстоит навести справки, как поступают в прочих городах.
— Ну, я привык по-своему работать! — заявил Федоров. — Узнавайте не узнавайте, а мешать я себе не позволю.
Через час к нему прибежал Иван Бильдага.
— Очень плохо! Очень плохо! — твердил Бильдага. — Не надо было признаваться, что ты готовил части для станка! Ты знаешь, что тебе грозит? В лучшем случае — штраф злотых в двести! А станешь спорить — из цеха исключат, книг не дадут печатать!
Федоров понял, что дело действительно плохо.
— Догадываюсь, откуда ветер дует, — сказал Бильдага. — Почуяли, что дело выгодное, хотят заставить тебя на них работать.
— Как это?
— Да так! Одни цехи всегда старшие, другие младшие… Столяры и задумали, видно, тебя к себе приписать. Ну, тогда худо! Они начнут и материал закупать, и цены устанавливать, и прибыли.
— Уж тогда литейщикам больше с руки со мной знаться!
— Не знаю. А столяры, вишь, хлопочут.
— Что ж делать?
Они отправились к аптекарю. Виттенберг принял беду Федорова к сердцу, он тотчас дал дельный совет: просить держать собственного столяра.
Федоров не преминул воспользоваться советом Виттенберга. Однако столярный цех резко воспротивился желанию печатника.
Тогда опять же по совету Виттенберга Иван Федоров внес дело на рассмотрение городского совета.
— Городской совет и старшины цехов всегда на ножах, — объяснил Виттенберг. — Цехи не любят советников. Пытаются наложить лапу на их права и доходы, а советники восстают против исключительной самостоятельности цехов. Увидишь, городской совет решит дело в твою пользу.
Аптекарь оказался прав. 26 января 1573 года городской совет города Львова постановил, что друкарь-московитянин Иван Федоров, нуждающийся в различного рода столярных работах, хоть и не имеет права держать собственного столяра, но может нанять такового у какого-либо мастера.
Столярный цех выразил протест против такого решения.
Тогда городской совет по просьбе Федорова обратился в Краков, к тамошним типографам Матвею Зибенанхеру и Николаю Пренцине с просьбой разъяснить, как надлежит поступить в подобном случае.
Уже 31 января пришел ответ. Из Кракова сообщили, что типографы у себя столяров не держат, но согласно обычаю нанимают их на нужное время.
На основании полученного ответа городской совет подтвердил свое первоначальное решение.
Не тут-то было! Столярный цех заявил, что решению не подчинится и мастеров Федорову не даст.
— Ничего не понимаю! — пожимал плечами Виттенберг. — Поговорите со столярами, исповедующими вашу веру. Может быть, они что-нибудь объяснят.
Но Иоанн Кавка, виновато улыбаясь, сказал, что сам ничего не понимает. Старшины цеха как один постановили не давать Федорову столяров.
— И ты не дашь?
— Как же я пойду против цеха? Меня выгонят, лишат работы…
Иван Бильдага, заручившись согласием Федорова, пытался действовать при помощи подарков. Подарков у него не приняли, а Фома Сикст начал угрожать скандалом.
Вдобавок поползли слухи о том, что Ивана Федорова изгнали из Москвы как еретика.
— Что ты ни говори, а без врагов истинной веры тут не обошлось! — волновался Федоров. — Нет, тут кто-то воду мутит! Сорвать печатание хочет! Ладно! И мы не лыком шиты!
С удвоенной энергией завершая работу над станком, Федоров для начала вновь обратился в городской совет. На этот раз он просил дать ему возможность пригласить столяра со стороны.
Он успел собрать станок и приступил к печатанию Апостола, когда 7 декабря 1573 года городской совет разобрал просьбу. Было решено, что Федоров может пригласить столяра со стороны, но обязан записать того к какому-либо мастеру, и уже от мастера нанять сроком на полгода.
— Благодарю господ советников! сказал Федоров, выслушав решение. — Я так и поступлю.
— Цех не согласится и на это! — заявил Фома Сикст.
— В таком случае городской совет обратится к королю! — закричал на Фому председатель совета. — Мы научим вас уважать постановления!
— Цех тоже обратится к королю! — отпарировал Сикст.
***
Федоров слушал перебранку с отсутствующим видом. Пока совет и цех станут жаловаться друг на друга, он вне опасности. А печатание идет днем и ночью…
