29 апреля, наскоро простившись с друзьями, Михаил отправился в дорогу как личный представитель российского императора, облечённый высочайшим доверием. Звезда 26-летнего генерала восходила стремительно.
* * *
Дания, Швеция, Норвегия — тихие европейские провинции. Кажется, что здесь, в Копенгагене, Стокгольме и Христиании[127], время остановилось где-то в Средних веках. Старинные дома с высокими крышами из красной черепицы, с глухими ставнями на окнах. Зелёные медные шпили лютеранских церквей. Аккуратные палисадники, засаженные цветами, чисто выметенные мостовые узких улочек. Сдержанные, неторопливые горожане.
Война, прокатившаяся по Европе от Португалии до России, обошла Скандинавию стороной, не оставив здесь своих разрушительных следов. Орлову, отвыкшему от подобных мирных картин, это казалось удивительным. Но времени, чтобы получше вглядеться в чужую жизнь, у него не было. Прибыв в Копенгаген 9 мая, русский уполномоченный не раз спешна переезжал из столицы в столицу, встречался с монархами и министрами, изучал документы и протоколы дипломатических переговоров, совещался с представителями Англии и Пруссии, также прибывшими для разрешения конфликта. Так получилось, что Михаил занял между союзными уполномоченными главенствующую роль, завоевав их уважение и доверие острым умом и воистину дипломатическим тактом.
Скрупулёзно и добросовестно вникая в происходящее, Орлов вскоре понял, что отнюдь не происки Дании, как это утверждал бывший маршал Бернадот, побудили норвежцев категорически выступить против шведских притязаний, но такова была воля народа, по крайней мере — подавляющего его большинства. Даже если бы Копенгаген официально уступил Стокгольму права на владения Норвегией, конфликт всё равно бы не угас. Сообщив об этом государю срочной депешей, генерал поспешил в Христианию, на встречу с норвежским королём.
— Зачем нашему народу новое владычество? — рассуждал Кристиан-Фредерик с печалью в голосе. — Долго находясь в этой стране, я искренне полюбил её и сроднился с её народом. Мне здесь верят, поэтому норвежцы и избрали меня своим королём.
Ранее Кристиан-Фредерик был генерал-губернатором Норвегии.
— В XIII веке Норвегией завладела Исландия, хотя и ненадолго, — продолжал король. — Потом началось датское господство. Теперь нам угрожает Швеция. Маршал Бернадот столь же ненасытен, как и его бывший хозяин.
— Карл-Юхан уверил моего государя, что норвежский народ мечтает воссоединиться со Швецией.
— И при этом, наверное, он утверждал, что тому есть всего одна помеха — это я? Бернадот говорил именно так?
— Да, ваше величество!
— Что ж, я согласен сложить с себя королевский титул. Но произойдёт это лишь тогда, когда этого потребует мой народ. Пусть созывают стортинг[128] — там я возвращу народу корону… Однако народ этого не требует, хотя вражеские войска уже топчут норвежскую землю.
Действительно, Карл-Юхан, не дожидаясь дипломатического разрешения проблемы, решил занимать норвежскую территорию своими войсками, благо Норвегия не имела большой армии и защитить себя не могла. Шведский наследный принц, разумеется, понимал, что данный ввод войск никоим образом не должен напоминать оккупацию и вызвать возмущение норвежцев… Так, некоторое напоминание — не больше! Однако оно не оказало желаемого результата: норвежцы не желали подчиняться силе своего соседа.
— Знакомы ли вы с нашей конституцией? — продолжал король.
— Да, я читал её очень внимательно, и мне кажется, что такой основной закон составил бы честь любому государству. Уже то, что ваше величество может «принимать и отменять указы касательно торговли, налогов, ремёсел, промышленности и полиции, лишь бы они не противоречили конституции и законам, принятым стортингом», — вызывает зависть к вашим подданным. Хотя, судя по заверениям нашего государя, и в России скоро многое переменится…
— Да, генерал, вы понимаете, чего желает наш народ! Так будет ли это справедливо, если, вопреки его чаяниям, Норвегия обратится в шведскую провинцию?
Разговор был долгим… Король Кристиан-Фредерик сказал Михаилу, что наименьшим злом в создавшейся ситуации может стать уния, при которой Норвегия, объединяясь со Швецией, сохранит свои законы и государственные учреждения. В противном случае норвежцы будут видеть в шведах захватчиков и угнетателей. Король не только высказал эту идею, но и попросил генерал-майора Орлова составить проект этой унии — разумеется, от имени великой России.
— Бернадот не сможет оставить без внимания прожект, представленный победителями Наполеона, — сказал Кристиан-Фредерик. — Ведь все предлагаемые нами документы он отвергает, не читая!
И снова — дороги, бумаги, переговоры… Но если раньше это были переговоры с поверженным врагом и Михаил, офицер Русской императорской армии, ощущал за своей спиной монолитные ряды могучего российского войска, которые, если разговор не будет получаться, неизбежно придут в движение, то теперь он был один и мог противопоставить своим оппонентам лишь собственные здравый смысл и логику суждений. Ведь он прекрасно понимал, что Александр I хотел от своего представителя несколько иных решений и действий — но очень надеялся, что впоследствии ему удастся склонить на свою сторону и русского царя, весьма либерально настроенного и много по этому поводу обещавшего.
Потому, лично встретившись со шведским наследным принцем, Орлов со всем пылом своего красноречия убеждал Карла-Юхана не восстанавливать против себя и против Швеции народ Норвегии, сохранить её конституцию и вновь возвратить в этот уголок Европы мир и спокойствие.
Однако далеко не всё получалось так гладко, как хотелось, и генералу приходилось сообщать в Петербург, российскому императору:
«Так как наследный принц шведский “возставал” против гарантий, то, следовательно, он желает дать норвежцам лишь призрачные права, без всякого ручательства, чтобы иметь возможность отобрать их по своему произволу»{210}.
Но если император был далеко, то союзные уполномоченные — рядом. В результате долгого общения своей железной логикой Михаил сумел склонить их на свою сторону. Когда в поддержку проекта унии, предложенного представителем России, выступили представители Англии и Пруссии, Бернадот не смог не считаться с мнением союзников, да и точку зрения подавляющего большинства норвежцев всё-таки приходилось учитывать. Шведские войска были выведены с норвежской территории.
«Конфликт закончился 14 августа 1814 года соглашением в Моссе: Кристиан-Фредерик окончательно отказался от норвежской короны, а Швеция обязалась послать комиссаров для выработки условий личной унии между обоими королевствами на основе конституции 17 мая. Это соглашение было принято норвежским стортингом, и 4 ноября 1814 года уния стала совершившимся фактом; Карл XIII, король Швеции, сделался королём Норвегии и в новом своём звании провозгласил ту же конституцию 17 мая, слегка видоизменив её.
