Иным дамам нравится сохранять волос прямым, точно борода священника.
У некоторых женщин руно это и вовсе отсутствует или же оно весьма скудно, как, например, у одной весьма знатной и красивой дамы, мне знакомой; это уж вовсе нехорошо и внушает определенные подозрения; так же обстоит дело с мужчинами, у коих вместо бороды на щеках пробивается лишь пара жидких завитков: таких и за настоящих-то мужчин не считают, а дразнят каплунами.
У иных врата в рай разверсты столь широко, что прямо тебе вход в пещеру Сивиллы. Слышал я, будто встречаются такие, что могут поспорить в этом с кобылою; и тогда дамы прибегают к различным ухищрениям, дабы хоть немного, да сузить проход, но толку мало: пройдут двое-трое гостей, глядишь — а дверь снова нараспашку. Так, рассказывали мне об одной знатной красавице, чей супруг вздумал бахвалиться жениными победами, на что некий галантный сеньор сказал: «Вы правы, сударь, клянусь Богом, победы эти столь же велики, сколь и широки; вам до нее далеко!» Более того, слышал я, что стоит лишь заглянуть в эти ворота, как они сами собою смыкаются, точно у кобылы в течке. Мне рассказывали о трех дамах, способных на эдакие чудеса.
Слышал я о некой весьма знатной, изысканной и красивой даме, которой один из наших королей присвоил прозвище Нижние Ворота, до того проход у ней был широк и просторен, и не без причины, ибо всю ее жизнь через ворота эти шастало великое множество прохожих умельцев; напрасно пыталась она днем сузить сей лаз — ночью, в какие-нибудь два часа, ей снова его расширяли, и все старания шли насмарку, точно у Пенелопы с ее пряжею. Наконец дама бросила тщетные свои ухищрения и решила, что проще ей будет выбирать для своего стойла мулов покрупнее.
Что ж, и такой способ имеет свои преимущества; так, слышал я историю об одной красивой и достойной придворной девице, которая, напротив, имела проход столь узенький, что уж и не чаяла благополучно покончить со своим девством; однако, следуя советам врачей или акушерок, а может быть, подруг и друзей, начала с самых мелких постояльцев, затем взяла себе средних, а там добралась и до больших, по способу Рабле с его насыпями под неприступными стенами Парижа; таким образом, девица, постепенно продвигаясь по восходящей, столь дивно хорошо приспособилась к большим величинам, что они нимало не страшили ее, как ранее пугали самые малые.
И напротив, одна иноземная высокородная принцесса, мне знакомая, имея столь же узкий проход, так и не осмелилась расширить его ни естественным, ни хирургическим путем, сделав, например, надрез, как советовали ей врачи. Вот стойкая-то добродетель, а главное, сколь редкостная!
У иных дам внешние губы так длинны и обвислы, что напоминают гребень индийского петуха, когда тот разъярен; такие встречаются у многих женщин, как у дам, так и у девиц. Вот история, которую рассказывал мне ныне покойный господин де Рандан. Однажды несколько придворных, добрых приятелей, в их числе господа де Немур, Монпезак, Живри, Жанлис, видам Шартрский, граф де Ларошфуко и другие, от нечего делать прокрались в отхожее место и принялись снизу подглядывать за девицами, справляющими нужду. Одна из них (не стану ее называть) для этого уселась прямо на пол, а поскольку доски были пригнаны неплотно, то губы ее свесились в щель на длину не менее пальца; господин де Рандан, разжившийся на сей случай у лакея своего толстой иглою с суровой ниткою, ухитрился ловко пришпилить губы к дощечке; девица, почувствовав укол, вскочила столь резко, что разорвала их, и вот вместо двух половинок образовалось у ней четыре четверти, свисавшие лоскутами, точно медузы; нечего и говорить, какую боль причинила ей сия шалость и сколь разгневалась их хозяйка. Господин де Рандан и вся его компания доложили о своем подвиге королю Генриху, также большому весельчаку, и он всласть посмеялся над происшествием, рассказав затем всю историю без утайки королеве.
По поводу сих длинных отвислых губ я однажды задал вопрос одному опытному врачу, и тот разъяснил мне, что женщины и девушки от внутреннего зуда и возбуждения непрестанно трогают, теребят, растирают, вытягивают и удлиняют их, отчего и получают удовольствие, нередко при взаимных ласках.
Таковые девицы и женщины хороши были бы в Персии, но не в Турции, поскольку в Персии им делают обрезание, ибо тамошние мужчины полагают, что какая-то часть женского органа (уж не знаю какая) напоминает мужской; в Турции же, напротив, женщин не обрезают никогда, почему персияне и зовут турок нечестивцами, не обрезающими своих женщин, ибо не находят в их органе сходства с мужским; мусульманам неведомо удовольствие разглядывать женское тело во всех подробностях, как это принято у нас, христиан. Так рассказывают все, кто побывал на Востоке. Зато женщины и девушки, по словам того же врача, частенько предаются там описанному выше занятию под названием donna con donna [40].
Слышал я историю об одной из знатнейших придворных дам, у коей губы сделались короче, нежели дала ей природа; а укоротила их ей хворь, передавшаяся от мужа, так что одной из губ, съеденной шанкром, как не бывало; и женский орган ее, можно сказать, оказался изуродованным; однако же, невзирая на сие несчастье, дама пользовалась немалым успехом, и ей даже случалось принимать у себя в постели одного весьма знатного вельможу. Каковой сеньор после говорил при дворе, что он желал бы своей жене походить на эту даму, ибо ей и оставшейся-то половинки было в избытке.
Слыхивал я и о другой даме, стократ более знатной, чем вышеописанная: у ней матка свисала наружу на длину большого пальца; говорили, будто сия напасть приключилась с нею в родах, по вине неумелой повитухи, и такое частенько постигает девиц и женщин, рожавших тайком либо претерпевших похожий несчастный случай; одна моя знакомая, едва ли не самая красивая из женщин своего времени, овдовев, не пожелала вторично выходить замуж, ибо не хотела показываться второму мужу с эдаким изъяном, оставшимся у ней после первого супруга, — вполне возможно, по причине его дурного и жестокого с нею обращения.
Дама, о коей я веду речь, невзирая на сей досадный изъян, рожала так же легко, как нужду справляла, — видно, оттого, что проход был широк; притом, несмотря на то что она стеснялась своего недостатка, любовники у ней не переводились.
Вот почему, ежели красивая и достойная женщина, заведя себе любовника, не позволяет ему видеть или трогать какое-либо место, смело можно сказать: место сие с изъянцем; ну а коли ни глаз, ни рука такового изъяна не обнаружат, стало быть, его и нет вовсе, и женщина охотно покажет все, чем может похвастать, дабы никто не заподозрил ее в скрытых недостатках; ей и самой хочется лишний раз полюбоваться своими прелестями, да и в любовнике еще сильнее разжечь страсть и вожделение. Кроме того, ни глаз, ни руку не назовешь мужским органом, и не они делают женщину распутницею, а мужа ее рогоносцем; скорее уж на таковое действо способен рот, который может орган сей заменить.
