Став императрицей, Александра Федоровна не оставила своих занятий музыкой. Более того, после 1905 г. императрица пригласила в Александровский дворец профессиональных педагогов. Она играла дуэты с пианистом профессором Кюндингером, который приходил к ней каждую неделю на несколько часов. Брала уроки пения у профессора Н. А. Ирецкой из консерватории. Видимо, эти занятия были связаны с желанием императрицы петь дуэты со своими подросшими дочерьми. Любопытно, что Николай II более чем скептически относился к музыкальным талантам своей жены и слушать ее пение не любил. Тем не менее периодически император приходил на половину супруги послушать, как она и Вырубова в четыре руки играли любимые им пятую и шестую симфонии Чайковского. Те, кто слышал игру императрицы, утверждали, что «ее величество была великолепной пианисткой и играла с удивительным подъемом»405.
У Александры Федоровны, по словам А. А. Вырубовой, было «чудесное контральто». Естественно, организовывались и домашние концерты. С императрицей пели дуэтом баронесса Мария Штакельберг (в девичестве Каульбарс), сестры Танеевы, графиня Эмма Фредерикс, а также «госпожа X и госпожа Z – две известные оперные певицы»406. Однако вскоре эти домашние концерты были прекращены. Официальным предлогом стали проблемы с сердцем, которые возникли у Александры Федоровны примерно в 1908 г.
Подрастающих дочерей в большой семье Николая II музыке учили фрейлины и мать. Уровень их музыкальной одаренности был, естественно, разным. Так, по мнению очевидцев, старшая дочь – великая княжна Ольга
Николаевна считалась не только самой умной из всех сестер, но и самой музыкальной, «она могла на память сыграть любое услышанное ею музыкальное произведение», кроме этого «она очень недурно пела меццо-сопрано»407.
Примечательно, что наряду с «академическими» музыкальными занятиями в семье Николая II были и вполне «народные» пристрастия. Как это ни покажется странным, утонченная и рафинированная императрица Александра Федоровна любила простую трехструнную русскую балалайку. Как правило, балалаечников она слушала во время отдыха на императорской яхте «Штандарт». Обстановка яхты позволяла это не совсем царское пристрастие. Во дворце балалайку слушать было неловко. Фрейлина императрицы баронесса С. К. Буксгевден упоминала, что в Ливадии «после обеда иногда слушали игру балалаечного оркестра яхты или пение казаков эскорта»408.
Первым музыкальным инструментом цесаревича Алексея стала именно русская балалайка. Здесь сказались и выбор матери, и стремление сделать из цесаревича истинно русского монарха. Судя по воспоминаниям, «Алексей обладал превосходным музыкальным слухом и великолепно играл на балалайке»409. Сохранилась фотография, на которой трехлетний цесаревич Алексей, сидя на палубе яхты с юнгами, играет на балалайке. Любопытно, что в списке вещей, взятых в августе 1917 г. царской семьей в Тобольск, значатся и две балалайки.
Театр в жизни императорской семьи
Со времен московского царя Алексея Михайловича в придворный быт вошла практика театрализованных действ. Общепризнанно, что придворный театр времен царя Алексея Михайловича – одна из важных ступеней становления русского профессионального театра. В XVIII в. театр занял прочное место в дворянской культуре, квинтэссенцией которой был высший петербургский свет.
Члены императорской семьи регулярно посещали главные театральные сцены в Петербурге. С поездками в театр было связано множество нюансов. Во-первых, к XIX в. отслеживание новинок театрального сезона стало прочной традицией. Во-вторых, многие великие князья оказывали неформальное покровительство молодым актрисам и балеринам, что также стало неофициальной традицией. В-третьих, два петербургских театра получили имена императриц – Александры Федоровны и Марии Александровны, превратившись в императорские Александринский и Мариинский театры. Была создано специальное подразделение – Дирекция императорских театров в структуре Министерства императорского двора.
Когда семья императора выезжала в пригородные резиденции, то театральный сезон продолжался и там, только на различных летних площадках императорских резиденций. Так, во время пребывания в Царском Селе при дворе два раза в неделю шли спектакли, состоящие из одной русской и из одной французской пьес410. Граф Шереметев упоминал, что в сезон 1863 г. «в Китайском театре давались спектакли, в Эрмитаже был прелестный бал… За ужином блюда подавались на машине, как в прошлом столетии»411.
В Царском Селе кроме Китайского театра активно использовалась сцена в Большом зале Царскосельского дворца. Там дважды в неделю на сцене, устроенной еще при Николае I, давали спектакли артисты императорской русской и французской трупп. После спектакля все следовали на ужин412.
Российские императоры хорошо знали и ценили своих артистов. Ценили в том смысле, что во время юбилейных бенефисов считали своим долгом прислать юбиляру дорогой подарок и, по возможности, почтить юбилейный спектакль своим присутствием. Кроме того, артисты императорских театров получали высокое жалование и могли при достаточной выслуге лет рассчитывать на достойную пенсию.
В дворянском быту обычным делом считались выступления профессиональных трупп на «домашних площадках». Так было и в императорской семье. Иногда и монархи не чурались выйти на сцену во время профессиональных постановок. Конечно, это рассматривалось как вполне безобидная прихоть монарха. Даже грозный Николай I позволял себе такие экспромты. Один из ведущих актеров николаевской эпохи П. А. Каратыгин, описывая в своих «Записках» представление водевиля «Ложи первого яруса» в Гатчинском дворце, рассказывал: «Спектакль, говорят, прошел на славу, хотя был бесконечный, но к довершению эффекта государь, который во время второго акта сел нарочно сбоку, незаметно ушел за кулисы, накинул на себя серую шинель и явился на сцену квартальным надзирателем»413.
Один из многолетних соратников Николая I барон Модест Корф упоминал в мемуарах, что в Гатчинском дворце приглашенные актеры играли две пьесы: «Ложа первого яруса» Каратыгина и французскую комедию. В последней император исполнял роль немца, которого сбил с ног русский купец. Корф подчеркивает, что пьесу с участием Николая I смотрели «в самом тесном кругу» зрителей – семья и пятеро ближайших сановников. Русскую пьесу играли и для более широкого круга зрителей, но царь в ней не участвовал414.
Надо заметить, что петербургская аристократия с пренебрежением относилась к русскому драматическому театру, предпочитая Михайловский французский театр. Тон этой моде задавала царская семья. При этом Александринский театр также был весьма посещаем, однако совершенно другой – разночинной публикой: «Фи, Александринский театр для простых…»; «Туда никогда не ходят»415.
