Вольф Григорьевич не хотел отмечать никакие юбилеи, не потому, что считал свою работу не заслуживающей этого, а из-за присущей ему скромности, возможно, и от обиды за то, что торжества не провели вовремя. К тому же его мучил хронический аппендицит и, пожалуй, именно тогда стоило лечь в больницу. Однако Вольф Мессинг до конца жизни оставался Вольфом Мессингом, он не мог разочаровывать людей, хотя истинных поклонников его творчества в зале было немного. Билеты распределялись среди начальства и министерских служащих, а также, как сейчас говорят, среди работников силовых ведомств. После приветственных речей предстоял показ опытов, и силовики ждали, что Мессинг «выкинет» что-нибудь необычное. К тому же зал вмещал всего лишь пятьсот или даже меньше человек.
Всех выступивших Вольф Григорьевич оставил на сцене и рассадил рядом со своим столом, около которого полукругом стояли корзины с цветами, хотя, насколько я помню, ему дарили в тот вечер только букеты. Комплиментов говорилось много, но, по существу, никто по достоинству не оценил работу гениального телепата. Зрители в основном были людьми «официальными» и потому задания ему давали несложные, неинтересные. Вышла на сцену пожилая женщина и пожаловалась, что страдает от головных болей, даже сейчас. Мессинг попросил стакан воды и, взяв ее за запястье, что-то шепча ей на ухо, попросил сделать несколько глотков. Женщина сразу и с радостью сообщила, что боль исчезла.
На следующий день Мессинг устроил банкет в Красном зале ресторана «Прага». Пришли его настоящие друзья, много шутили, смеялись. Официанты глазели на именитого юбиляра, приходили посетители и из других залов. Несмотря на это, Мессинг остался доволен вечером, но что-то его тревожило, что – выяснилось очень скоро. Мессинг умел подавлять в себе боль, а ведь к тому времени его аппендицит разыгрался не на шутку. Через день Вольф Григорьевич лег в Боткинскую больницу с диагнозом перитонит. Случай опасный, так как перитонит развивался уже несколько дней. Температура приближалась к сорока градусам, дыхание было тяжелым и прерывистым. Но через пару дней состояние улучшилось. Спасибо врачам Боткинской больницы, хотя, возможно, в заживлении раны Мессинг помог себе сам. Он выписался из больницы через пару недель, намного раньше, чем другие пациенты, перенесшие такую операцию.
Через три года Мессинг, без участия общественности, справлял свое семидесятилетие в ресторане гостиницы «Советская». Он любил эту гостиницу, немалое время служившую ему с Аидой Михайловной пристанищем. В правом ее крыле находился уютный концертный зал, где он часто выступал, позднее переданный цыганскому театру «Ромэн». Вольф Григорьевич, на удивление всем, выглядел молодо, даже чересчур молодо для своих лет. Наверное, максимально сконцентрировал свои силы и волю, ведь он догадывался, когда покинет землю, и хотел остаться в памяти друзей бодрым и энергичным.
Одни люди дряхлеют постепенно, к другим старость приходит внезапно. Так случилось и с Вольфом Григорьевичем. Прекратил выступления, закончил мемуары и сдал быстро и резко. Стал медленно передвигаться. Его мучили боли в ногах, особенно при ходьбе, а приковывать себя к кровати он не хотел и не мог, надо было хотя бы элементарно заботиться о себе, не сваливать эту заботу на сестру Аиды Михайловны и на Валентину Иосифовну, на друзей и соседей. Боли в ногах возникли еще во время работы, он стойко переносил их, пытался купировать, но даже психотерапия не помогла. Еще в мае 1969 года он провел две недели в больнице. Профессор Александр Александрович Вишневский – сын знаменитого хирурга, чьим именем назван большой медицинский центр, – нашел у него артрит и строго запретил курение. Однако многолетнюю привычку к сигаретам сильному человеку, телепату и ясновидцу преодолеть не удалось. Возможно, он знал время своей кончины и думал, что не играет роли – уйдет он из жизни месяцем раньше или позже. Однажды Вишневский откровенно поговорил с ним:
– Вольф Григорьевич, вы обещали мне бросить курить, но не выполняете обещание. А я, дурак, старый дурак, верю вам.
– Мы оба – дураки, – пытался отшутиться Вольф Григорьевич.
Нервничая, он мог курить сигарету за сигаретой, прикуривая от одной следующую, а прежнюю бросая в пепельницу непогашенной. Затянувшись несколько раз, он однажды сказал Татьяне Лунгиной:
– Люди явно оказывают влияние друг на друга. Никто не застрахован от ошибок, даже я, но никогда серьезно не ошибался. Когда тяжело заболел Мстислав Келдыш, президент Академии наук, никто из хирургов не отваживался оперировать его. Вопрос решался на правительственном уровне. Решили пригласить для консультации бригаду американских врачей во главе с Майклом Де Бейки. Операция прошла успешно. Это было в 1972 году, но нигде об этом не сообщалось. С врачами рассчитались, и все. Зачем прославлять американскую платную медицину, когда у нас бесплатная. Что касается финишной черты, то первым пересеку ее я, раньше Келдыша. Ты убедишься в том сама. Но, зная это, я хочу рассказать о своей нерешительности, приведшей к трагедии, – произнес Мессинг, закуривая очередную сигарету. – Покаяться, что ли? Короче, в апреле 1967 года я проснулся рано утром, и какое-то трагическое предчувствие овладело мною. Как только рассвело, я вышел на улицу, купил несколько газет и увидел на первой странице каждой из них сообщение об успешном запуске космического корабля «Союз-1» и рядом фотографию космонавта Владимира Комарова, его биографию. Тут меня неожиданно передернуло от мысли: «Он не вернется». Дрожь пробежала по моей спине, но не хотелось верить в страшное предчувствие. Я задумался о другом, пытаясь отвлечься от этой мысли, но за завтраком трижды вспомнил фразу: «Он не вернется». Я лег на диван и попытался сконцентрироваться. Но даже после этого никакое видение не возникло. Я начал размышлять, пытаясь найти обоснование поступившему в мое сознание сигналу. Это было моей ошибкой. Я должен был сразу предпринять какие-то меры. Но какие? Позвонить в ЦК? В КГБ? В Звездный городок? На Байконур? Но по каким телефонам, где их взять? И кто поверит мне? В лучшем случае примут за сумасшедшего. Но я должен был куда-нибудь сообщить о том, что предчувствовал, о том, что знал. Пусть даже нельзя было прекратить полет и предотвратить катастрофу. Я многое видел в жизни, много страшного, сам был на краю гибели, знал, что за люди правят страной, как они отнесутся к моему заявлению… Даже не поделился мыслями с Аидой и до сих пор жалею об этом. Она была очень разумная женщина. Я растерялся и не набрал телефонный номер даже газеты «Правда», органа ЦК… Я пытался логически объяснить крушение корабля, вплоть до столкновения с НЛО. Но ясновидение нельзя объяснить при помощи логики. Через несколько дней газеты и радио сообщили, что Владимир Комаров погиб, возвращаясь с орбиты… Еще давно одна польская семья, опечаленная горем, попросила меня найти сына. Я провел в семье два дня и на третий день в каталептическом трансе сказал родителям, что их сын мертв. Тело находится за мостом, а голова – в общественном туалете. Назвал улицу, однако не мог сказать, как произошло убийство».
