Сохранилось донесение ректору Краковской академии, якобы Богун «с подстрекательства и побуждением тех казаков, которые были в Сучаве» готовил заговор с целью убить Б. Хмельницкого68. В письме молдавского господаря Стефана венгерскому военачальнику Я. Кемени сообщалось, что Лупу обвинял Федоровича в присвоении сокровищ Сучавы69.
Как бы то ни было, Богуну удалось опровергнуть обвинения, возводимые на него Лупу. Пленный поляк Суловский рассказал Хмельницкому о тайных действиях Лупу против Тимоша. Гетман перестал доверять бывшему молдавскому господарю и отдал его татарам70. Богун был награжден Хмельницким почетной миссией – встречей русских послов во главе с боярином В.В. Бутурлиным, прибывших в Украину объявить решение царя «взять ее под свою высокую руку».
Тринадцатого декабря (н. ст.) Федорович прибыл в Путивль к московским послам с письмом от Хмельницкого и в сопровождении тридцати казаков71. Приехал он прямо из-под Бара, района боевых действий, и рассказал, что польский король Ян Казимир стоит в укрепленном лагере под Жванцем, а Б. Хмельницкий с войском – в восьми милях от него. Крымский хан расположился посередине между двумя враждебными лагерями. Богун также рассказал о своем рейде (за три недели до этого), когда ему вместе с татарами удалось захватить подстаросту каменецкого Хростовского и четыре тысячи пленных, которых он привел к Хмельницкому.
Гетман поручил полковнику проводить русских в Переяслав. Во время этой непростой дипломатической миссии Богун проявил находчивость и настойчивость. Получив ложные сведения, будто Хмельницкий заключил мир с польским королем на условиях пребывания в украинских городах польских урядников, послы передумали ехать в Переяславль и остановились на дороге. Тогда Федорович примчался «за 4 часа до света» и уговорил их продолжать путь, уверяя, что гетман скоро будет в Переяславле. Утром 22 декабря 1653 года послы вместе с Богуном продолжили путь, и в Корибутове их встретил сын Ивана – Тимоша, а с ним сто конных казаков, которые, спешившись, приветствовали боярина.
Это единственное упоминание об этом ребенке Богуна. То, что в русских отписках он зовется «Тимошей», может свидетельствовать, что речь идет о ребенке, скорее всего, недожившем до зрелого возраста. По крайней мере, никаких других данных о Тимофее Федоровиче (Богуне) мы не имеем.
В Переяславле Богун присягнул на верность царю72. Однако его разногласия с Хмельницким не остались незамеченными современниками и породили множество слухов. Например, в начале 1654 года французская «Газета» писала, что Федорович отказался присягнуть московитам «под тем предлогом, что не может принести присягу, противную той, которую он уже принес перед тем, как выйти из Сучавы»73.
Поляки тоже решили, что Богун не присягал, и всячески в этот период стремились переманить его на свою сторону. К нему написали польский великий коронный гетман Станислав Потоцкий, знаменитый поручик А. Окунь, перешедший к полякам бывший сотник Брацлавского полка Я. Ямпольский, приятель детства П. Олекшич (в своем письме он ссылался на старое знакомство и совместные годы жизни с Богуном)74. В частности, Олекшич, напоминая о единой с полковником вере, призывал «чтобы ваша милость имели презрение на народ православный и толь суровыми войнами и замешаньем междоусобным его не искореняли… а поклоняясь пану своему природному (т. е. польскому королю. – Т. Т.), под которым нам Бог изволил породитися и под которым мы в той же вере с вами безстрашно и при волностях наших жили»75. Поляки от лица короля обещали Богуну все: «гетманство запорожское, шляхетство и староство, которое твоей милости в Украйне полюбитца», иными словами – власть и богатство. Сенаторы готовы были подтвердить эти обещания присягой, а король – грамотами.
Но стремление к власти никогда не было движущей силой в поступках Богуна. Видимо, он довольствовался своей необыкновенной славой, а доходов ему вполне хватало тех, которые приносили ему война и звание полковника. Однако такие предложения поляков опять могли поставить Федоровича под удар. Наверное, поэтому он немедленно переслал полученные письма к Хмельницкому, за что заслужил «похвалу» и «милостливое слово» от царя76.
Но Богун не был бы Богуном, если бы ограничился таким демаршем. Несмотря на то что он был занят боями с татарами, возвращавшимися в Крым с добычей77, полковник, по сообщению летописи Величко, «задумал фортель». Прикинувшись, что переходит на сторону поляков, он пригласил Потоцкого приехать к нему78. Федорович рассчитывал на приход небольших сил поляков, которых удастся разбить. План не удался: то ли Потоцкий не поверил полковнику, то ли поляка предупредили. Отряды Потоцкого вступили крупными силами на Брацлавщину, и начался очередной карательный поход. Были спалены Немиров, Ягубец, а их улицы «покрыты трупами».
Богун, имея, по данным польских языков, в своем распоряжении десять тысяч казаков, встретил поляков в Умани. В городе укрылось большое количество крестьян из соседних слобод и это не упрощало ситуацию, хотя у полковника имелись немалые припасы. Поляков возглавляли старые «приятели» Богуна: польный гетман Станислав Ляндцкорунский (которого он «искупал» под Винницей) и обозный коронный Стефан Чарнецкий (который со времен Монастырища ходил с «серебряным горлом»). Оба они пылали жаждой мести и рвались в бой.
Воевода брацлавский Петр Потоцкий напрасно пытался остудить их пыл, предлагая не ходить всеми силами, а послать под Умань только несколько полков. Поскольку застать Богуна врасплох не удалось, Потоцкий предлагал отказаться от штурма, справедливо подчеркивая, что у них отсутствовали пушки и пехота. Поляк – участник событий писал в своем дневнике: «Хорош был совет, потому что мы отступили бы без посрамления и не понесли бы такой потери». Но Потоцкого не послушались, и 3 апреля, в Страстную пятницу (по католическому календарю), поляки всеми силами подошли к Умани.
На предложение сдаться казаки ответили стрельбой из пушек. Затем по приказу Богуна они оставили Новый город и заперлись в Старом. Их отделяла от поляков река, по льду которой казаки весь день предпринимали вылазки. После небольшой передышки поздно вечером Богун открыл оружейный огонь и вывел конницу, она выскочила «с великим криком и покрыла поле под валами». Пока поляки организовывали сопротивление, казацкая пехота, перейдя через пруд, ударила им в тыл. Шляхтичи в панике покидали свои только что занятые квартиры в Новом городе. В конечном счете Новый город остался за казаками. Там они захватили возы со шляхетским добром и с награбленным в Брацлавщине, а также немало лошадей.
