– Разве такими вещами шутят?
Секунды не прошло, как Туманов уже влетел в тюремный коридор и в каждый «волчок» железных дверей камер стал орать: «Сталин сдох!»
«Понимая, что вырваться можно только благодаря работе и первыми выйдут те, кто работает лучше, – говорил Туманов, – я организовал в 1954 году из заключенных на прииске «Челбанья» скоропроходческую бригаду, рекорды которой никем не были перекрыты. Мы придумывали и внедряли технические новшества, по-своему переделывали горное оборудование, добиваясь сумасшедшей производительности. А главное, здесь впервые была предложенная мной новая схема организации труда и его оплаты – по конечному результату… Нас бросали с прииска на прииск для срочной нарезки и проходки шахт с богатым содержанием, стране нужно было золото. Власти терпели даже то, что заключенные умудрялись при мизерных, для них установленных расценках зарабатывать больше начальника «Дальстроя»…»
Туманов был в авторитете и у воров в законе, и у администрации ГУЛАГа. Расконвоированному бригадиру дали право по своему усмотрению подбирать людей для работы на приисках, в том числе даже менять вольнонаемных на своих, проверенных в деле зэков, которые, как и он, мечтали только об одном – о воле. В 1956 году выездная комиссия по пересмотру дел заключенных досрочно освободила Туманова В.И. со снятием с него всех судимостей – «за нецелесообразностью содержания в заключении…». То есть восемь с половиной лет, угробленных по чьему-то злому умыслу на зоне, оказались всего-навсего черным «пробелом» в его биографии.
Естественно, возникло желание поскорее удрать куда-нибудь подальше из этого колымского плена, забыть напрочь все и всех. Но куда? Кому ты нужен, вчерашний зэк? И где ты такую деньгу зашибить сможешь? Пораскинь мозгами, дуралей.
Он остался и создал свою старательскую артель. В первый же сезон артельщики дали полтора плана, иногда суточные нормы перекрывались в двадцать раз! Местные газеты публиковали святочные телеграммы от начальства: «Бригадиру скоропроходческой бригады Туманову… Поздравляем шахтеров бригады с большой производственной победой – выполнением суточного задания по проходке стволов на 405 %. Выражаем уверенность, что горняки, не останавливаясь на достигнутом…»
Сорок лет спустя один тумановский приятель задал ему в лоб обидный вопрос: «Вадим, а тебя не мучит совесть, что на золото, которое ты добывал, построена Лубянка?» Нет, об этом они не думали. Потому что работали во имя одной-единственной цели – скорейшего освобождения.
Туманова не могли остановить никакие силы. Это влекло к нему людей, заставляло работать с ним в таком ритме и с такой отдачей, с какой не могли работать другие. «В артели все были свободными, – потом напишет он, – то есть отсидевшими свой срок или с досрочно снятой судимостью, но никто особо не торопился возвращаться на материк».
И не потому, что материк уже пугал их отвычной жизнью, но и потому, что они были уверены в своем бригадире, в его деле. Сюда будут стекаться бывшие зэки, просить и требовать работу. Хоть конкурсы проводи. И чем больше к нему тянулись работяги, тем энергичнее сопротивлялось начальство, из-под которого он выхватывал удобный стул, понуждая принимать свой метод хозяйствования и устыжая тем самым нравы и порядки, царящие в их «доме», их «крепости» – командно-административной системе. Артельщики работали по госрасценкам, но производительнее в десятки раз. Стране нужно было золото. И государство было вынуждено терпеть их, вольных стрелков.
Он был уверен, что в ветхозаветных десяти заповедях чего-то не хватает. Например, чтобы каждый человек чувствовал себя человеком. И знал: можно все, кроме того, что нельзя! «Со мной работали тысячи человек – разных национальностей, разные специалисты, разные характеры, – говорил Вадим Иванович. – Но все они жили согласно принятому коллективом порядку». Все, кто приходил к нему устраиваться на работу, знали: кто работает у Туманова – не пьет. Употребленная бутылка водки могла обойтись старателю в 1000 рублей (при средней зарплате инженера в 120).
«Все знают о моей нетерпимости к людям пьяным, – говорил он. – В нормальном состоянии это безотказные работяги, надежные товарищи, а в окружении пустых бутылок они становятся невыносимыми. То жалкими и беспомощными, то непредсказуемо грубыми, агрессивными, часто жаждущими насилия. У всех есть психологические проблемы, каждому временами требуется почувствовать себя раскрепощенным, дать выражение своим чувствам. И я не ханжа, который не пьет и хочет лишить других маленьких радостей. Но тревожат люди, не способные устоять перед запоем. Слишком много близких людей я потерял по этой причине…»
Молодой «бугор» твердо знал: платить нужно не за то, что косят, а за то, сколько накосили. Как-то один приятель спросил его: «Зачем тебе деньги?» Вадим Иванович, смеясь, ответил: «Ты же видишь, я не очень большого роста, а без них вообще будто сгорбленный». Хотя по поводу роста он особо не переживал: «Я комплексую без денег. Когда их нет, то мне неудобно. Я не хочу жить богато, хочу жить как человек… Если меня обворовали, значит, я где-то что-то прозевал. А вот когда грабят, то неудобно и неприятно… Меня несколько раз государство грабило…»
Верно, рассчитывались с золотодобытчиками со скрипом. Главбух управления напрямик как-то предложил Туманову компромисс: «Вы – человек неглупый, сами понимаете, сполна расплатиться с вами сейчас мы не можем, иначе завтра нас самих посадят. Назовите сумму, какая бы ваших людей устроила. Пусть это будут хорошие деньги, пусть большие, но не такие, какие вы заработали на самом деле…»
Глубже философа Юрия Карякина Вадима Туманова никто не понял: «Это действительно мужик. Ведь что такое мужик? Мужик – это две вещи: дикий труд… но обязательно красивый труд. И жизнь – чтоб как ручей: и зубы ломит. И сама боль эта сладка…»
Туманов был всегда откровенен: «…больше меня в нашей стране на протяжении тридцати лет… никто не получал. Я зарабатывал – подчеркиваю, зарабатывал! – честным трудом где-то 25 тысяч в год… За всю жизнь (это установлено следствием…) я заработал 860 000 рублей, построив тысячи километров дорог, а рядом с ними всевозможные поселки, базы и аэродромы, добыв для страны триста тонн золота…» Союзный министр цветной металлургии Ломако как-то, смеясь, сказал ему: «Туманов, у тебя зарплата выше моей!» Старатель предложил ему поменяться местами, и оба расхохотались.
По своей сути, артели были дерзким вызовом существовавшей планово-государственной системе и ставили под сомнение необходимость малоэффективных госпредприятий. Артель была экономически суверенным государством со своим Госпланом, Госснабом, жилкоммунхозом и всеми прочими министерствами. Подобная самостоятельность не могла не раздражать завистливый чиновный люд. Как говорил Туманов? «Мы впервые попытались руководствоваться не инструкциями, а здравым смыслом и при этом брать на себя ответственность. Я видел, как это выпрямляет людей, уставших от бестолковщины, от глупых распоряжений, бессмысленной регламентации. Мне казалось, надо помочь человеку проявить себя, стать личностью, сделать его свободным – хорошим он станет сам».
