С начала 1972 г. и до алии в конце сентября 1973 г. я был «ивритским московским корреспондентом» израильского радио: Сара Френкель дважды в неделю звонила мне из Тель-Авива в Москву. Несколько месяцев с той же целью периодически звонил мне сотрудник «Маарива» Авраам Тирош.
В 1973 г. я получил удостоверение преподавателя иврита от ברית עברית עולמית .
Уезжая из Москвы в Израиль накануне Войны Судного Дня, я с сожалением расстался со своим словарем Шапиро, считая себя обязанным оставить его в Москве. Приехав в Израиль, я вспомнил, что, по словам проф. Б.Гранде (в предисловии к словарю), Ф.Л.Шапиро положил в основу этого словаря «прекрасный толковый словарь языка иврит Эвен-Шошана», и поспешил его купить.
Составив свой замечательный словарь, Феликс Львович Шапиро внес очень важный вклад в дело возрождения национального духа евреев, живших в 60-е — 70-е годы в СССР. Мы ощущали это на себе. Пусть ценят этот вклад и следующие поколения.
Рутштейн Арие, Тель-Авив
С детских лет я слышал от мамы стихи Бялика, читала она с вдохновением, объясняя мне их содержание, много рассказывала о Жаботинском, о истории еврейского народа. Я понимал слова на идиш, но в юношеские года хотел разобраться и в словах на древнееврейском и мечтал знать этот язык. Пытался найти пути для изучения древнееврейского языка, но у меня ничего из этого не вышло.
В 1948 году после провозглашения государства Израиль я понял, что мое место там, решив по приезде быть в рядах израильской армии. Но мой маршрут был изменен. Я очутился в ГУЛАГе — приговор 10 лет.
Но мне повезло, через 5 с половиной лет каторжного труда я был на свободе. После смерти Сталина стали пересматривать дела и оказалось, что в то время просто желание уехать еще не было наказуемо (1955 год).
По возвращении из лагеря желание учить иврит меня не оставляло. В синагоге я познакомился со старым евреем, знающим хорошо иврит и согласившимся со мной заниматься (1961г.)
И вот однажды в 1963 году я увидел в магазине иврит-русский словарь. Меня это буквально ошеломило, мне казалось, что я увидел что-то святое, самое важное, желанное в моей жизни, то, чего мне так не хватало. Я купил сразу несколько экземпляров и начал «глотать» страницу за страницей. С большим вниманием изучил весь грамматический очерк профессора Гранде.
С помощью словаря я уже мог читать все, что мне удавалось достать на иврите. Вскоре у меня появилась потребность учить других такому родному, дорогому для меня древнееврейскому языку. Тогда я еще не привык к слову «иврит». Входя в вагон метро, я старался сесть рядом с человеком, которого я считал евреем, открывал словарь и следил за реакцией соседа.
Если я замечал заинтересованность, то заговаривал и приглашал к себе учить иврит. Были у меня небольшие группы учащихся — желающих уехать в Израиль. Среди них Мара Балашинская, Марк Финкельштейн, Маша и Володя Слепак и многие другие. Занятия проводились нелегально, приходилось менять место сбора. Тут мне повезло со словарем. Я уже не помню, как это произошло, но кто-то принес мне 50 словарей, найденных в каком-то заброшенном складе. Они мне очень пригодились, я раздал их ученикам и желающим учить иврит.
Основная мечта стать гражданином Израиля меня не оставляла никогда. Но прежде, чем подать заявление на выезд, надо было найти вымышленных родственников, которые мечтают со мной воссоединиться. У меня в те годы не только родственников, но и знакомых не было в Израиле.
Мне помогли, и в 1969 году я подал заявление на выезд на постоянное место жительство в Израиль.
Через 3 — 4 месяца получил отказ. Но, видно, я родился под счастливой звездой, и в 1970 году мне предложили в кратчайший срок покинуть Советский Союз. Это было равносильно высылке. Я был счастлив. Приехал в Израиль я 1 сентября 1970 года. И вот уже 28 лет каждое утро я благодарю судьбу за то, что я и моя семья живем в своей стране.
Аба Таратута, Хайфа
60-е годы. Ленинград, второй по размерам и значению город в СССР. Кроме того, еще и колыбель революции (можно писать с маленькой буквы). По всем этим причинам режим в городе был пожестче, чем в Москве, а евреи поассимилированнее. Местные власти, видимо, действовали с оглядкой на столицу и считали, что лучше перебдеть, чем недобдеть. На этом фоне многие евреи старались делать карьеру в относительно разрешенных областях науки, промышленности и искусства. Старались скрыть, если было можно, свое еврейство. Слышали, конечно, про государство Израиль, но до Шестидневной войны этот факт их не сильно волновал.
В этой ситуации выход в свет в 1963 году словаря Феликса Шапиро, мягко говоря, не остался не замеченным по разным причинам:
во-первых, этот словарь был иврит-русский, а официально признанным языком евреев считался идиш. Поэтому факт публикации такого словаря как бы негласно признавал наличие еще одного языка у евреев, языка, который в прессе назывался «мертвым языком, эксгумированным из талмудических текстов»;
во-вторых, для тех, кто хотел изучать иврит, появился прекрасный профессиональный «кошерный», а не самиздатовский и не тамиздатовский словарь современного разговорного языка;
и, в-третьих, многим евреям захотелось если и не изучать, то хотя бы иметь у себя дома такой словарь. И поэтому, еще и при ограниченном тираже, словарь вскоре становится бестселлером.
Затем наступили годы 70-е. Началась эмиграция в Израиль. В Ленинграде появилась сеть нелегальных домашних ульпанов, где преподавали иврит. Преподавателями были пожилые люди, знавшие язык с детских лет и восстановившие его, выходцы из прибалтийских советских республик, успевшие изучить иврит до 1939 года, т.е. до захвата Прибалтики Советским Союзом, либо молодое поколение, которое успело пройти хотя бы первую часть учебника «Элеф Милим» или «Абетушма» и ввиду отсутствия достаточного количества профессионалов, начавшее преподавать язык.
Естественно, что наиболее распространенным и доступным словарем среди преподавателей и учеников был словарь Феликса Шапиро.
Иврит мы с женой (Идой) начали изучать в 1972 году, за год до того, как подали документы на выезд в Израиль. Одним из наших первых преподавателей иврита был Беня Хайкин (нынче проживающий в Иокноам Илит), уроженец Риги, успевший изучить язык до 1939 года. После наших настойчивых уговоров он согласился вести уроки. К тому времени его семья уже благополучно пребывала в отказе. Занятия проводились на квартире у Хайкина, а в группе занимались будущие преподаватели иврита Лев Фурман (много сделавший для создания сети ульпанов в городе) и художник Евгений Абезгауз. Словарь Шапиро доминировал в группе из 8 человек.
