Часть IV
На пути во Францию
Бенвенуто выехал из Рима 22 марта 1540 года, а приехал к месту назначения только в октябре — полгода добирался, не торопились в те времена художники. Но это не его вина. Благодетель кардинал Феррарский тоже не торопился. Двор его был огромен, ехали двумя самостоятельными группами. Сам кардинал с ближайшим окружением, куда и Бенвенуто пригласили из соображений его безопасности, собирался посетить святыню — Лоретскую Мадонну, а оттуда поехать к себе домой в Феррару.
Другая группа ехала через Флоренцию. К ней Бенвенуто и примкнул. Пора было повидать близких. С собой во Францию Бенвенуто взял слугу, а также двух подмастерьев — Асканио и Паголо. Этой компанией они и направились вначале в Витебро в монастырь, там жили двоюродные сестры Бенвенуто, одна была аббатисой, другая ключницей. «Молитвами этих бедных девушек снискал я у Бога милость моего спасения», — пишет он. Надо ли говорить, как приняли монашки Бенвенуто и его компанию с восторгом. Во Флоренции он пробыл четыре дня, семья сестры тоже была счастлива, увидев брата и дядю «живым и невредимым».
В Сиене, как ни грустно об этом писать, Бенвенуто убил человека. Почтовый смотритель сам напросился, он был несправедлив, вел себя грубо, хам, что и говорить, но и он Божья душа. Хорошо романистам, они не пересчитывают убитых мерзавцев. Вот, скажем, роман всех веков и народов — «Три мушкетера». Моя подруга, она единственная из всех, кого я знаю, не любит этот роман, а в оправдание себе принялась считать всех «плохих», оставленных трупами на этих страницах, — цифра зашкаливает. Но те убитые словно и не люди, они картонные марионетки, их назначение — оттенять доблесть главных героев. В книге Бенвенуто — это ему удалось — все люди совершенно реальны, и от таких «подвигов» героя читатель удивляется и содрогается.
Вот как было дело. Часть пути до Сиены Бенвенуто в одиночку предпринял на почтовой лошади, так сложились обстоятельства. Приехав в город, он отвел кобылу на почту, но забыл снять собственные стремена и подушку. На следующий день он вспомнил о своей оплошности и послал слугу требовать назад свое имущество. Слуга вернулся ни с чем. Почтовый смотритель сказал, что знать ничего не знает, что Бенвенуто загнал его лошадь, а потому ничего не получит. Хозяин гостиницы предупредил, что почтовый смотритель человек тяжелый — чистый зверь, у него двое таких же лютых сыновей, оба военные и отменной храбрости, так что лучше купить новые стремена и забыть о старых. Но такой совет явно не устраивал Бенвенуто. Он облачился в кольчугу и наручи, впрочем, он снимал их только на ночь, приторочил к луке «чудеснейшую аркебузу» и поехал со своей командой искать справедливости.
— Почтовый смотритель, вы ошибаетесь, что я загнал вашу лошадь. Я ее не гнал, поэтому не надо в Страстную пятницу срамить себя и меня. Верните мои стремена и подушку, и на этом расстанемся, — вежливо начал Бенвенуто разговор, на что хам-смотритель ответил:
— А мне все равно, Страстная пятница или чертова пятница. Если ты не уберешься отсюда, то я копьем сброшу тебя с коня.
Тут некстати остановился прохожий, сиенец, который стал ругать смотрителя: он-де не исполняет долга перед проезжими иностранцами, а это позор городу. Слово за слово, тут смотритель «вдруг с постыдными богохульствами» направил копье в сторону Бенвенуто, тот в свою очередь «сделал вид», что направил в сторону смотрителя дуло аркебузы. Одно неловкое движение… Бенвенуто не хотел стрелять, аркебуза сама выстрелила вверх, «пуля ударилась о свод двери и, отскочив назад, попала в горло сказанному (смотрителю), каковой и упал наземь мертвым».
Из дома тут же выбежали два вооруженных сына, копьем ранили Паголо. По счастью, рана была незначительной, но вели себя эти двое очень воинственно и уже начали скликать народ. Бенвенуто ничего не оставалось, как вместе со своими людьми спасаться бегством. И ведь предупреждали! Я не знаю, может ли отскочившая рикошетом пуля убить человека, но надеюсь, что в этой истории Бенвенуто сгустил краски, то есть приврал ради красного словца, и почтовый смотритель очнется и со временем встанет на ноги.
Наконец прибыли в Феррару. Кардинал уже знал о подвигах ювелира и встретил Бенвенуто словами:
— Я молю Бога, чтобы Он даровал мне такую милость, чтобы я тебя довез живым к королю, как обещал.
Кардинал отвел Бенвенуто под жительство свой дворец Бельфиоре и велел оборудовать там мастерскую. В Париж он пока Бенвенуто с собой не взял. Видя его недовольство, он сказал:
«— Бенвенуто, все то, что я делаю, это для твоего же блага; потому что прежде, чем взять тебя из Италии, я хочу, чтобы ты в точности знал заранее, что ты едешь делать во Францию; тем временем торопи как только можешь этот мой таз и кувшинчик; и все то, что тебе требуется, я оставлю в распоряжение одному моему управляющему, чтобы он тебе давал».
Можно только удивляться долготерпению кардинала Феррарского. Этот таз и кувшинчик проходят красной нитью через все передряги Бенвенуто за последние три года. Их действительно давно пора было окончить, но Бенвенуто был верен себе. Он обиделся и уже раздумывал, куда бы убежать из Феррары, беда только, что бежать было некуда. И потом, не надо забывать, что «бестактному» кардиналу он как-никак обязан освобождением и защитой от длинных рук папы Павла III. «.. Облекшись в ту благодарность, которой заслуживало полученное благодеяние, я расположился иметь терпение и посмотреть, какой будет конец этому предприятию; и, принявшись работать с этими моими двумя юношами, я подвинул весьма удивительно вперед этот таз и этот кувшин».
Развлечений, кроме работы, было мало, и все свободное время Бенвенуто отдавал охоте на местных птиц, которых Бенвенуто называл павлинами. Вряд ли эти чудо-птицы с их хвостами жили свободно на феррарских землях. Может быть, это были фазаны? Потом Бенвенуто приболел, потом выздоровел и познакомился поближе с герцогом Феррары Эрколе II д'Эсте. Герцог захотел, чтобы Бенвенуто сделал его портрет. Бенвенуто сделал его «на черном камне величиной со столовое блюдце». Для работы нужен был вначале рисунок, герцог много позировал, они вели беседы, иногда Бенвенуто оставался ужинать.
Через неделю Бенвенуто сделал «изображение головы», теперь герцог захотел, чтобы был сделан оборот. Оборот был сделан красивейший и носил политический характер. В 1539 году Феррара наконец договорилась с папой Павлом III о возвращении ей земель с городами, полученными в свое время в дар от папы Александра VI. Владения эти после войн опять перешли под власть папы, и теперь герцог выкупил их назад за 180 тысяч золотых дукатов. Правда, потом распри между Феррарой и Римом возникли вновь, но герцог Эрколе II об этом не знал и захотел увековечить в камне вновь обретенный мир.
