Ввиду всего этого выполнение заговора было назначено в ночь на 11 марта 1801 года. Вечером в тот же день князь Платон Зубов устроил большой ужин, на который были приглашены все генералы и высшие офицеры, взгляды которых были хорошо известны. Большинство из них только в этот вечер узнали всю суть дела, на которое им придется идти тотчас после ужина. Надо сознаться, что такой способ, несомненно, следует считать наиболее удачным для заговора: все подробности его были известны лишь двум-трем руководителям, все же остальные участники этой драмы должны были узнать их в самый момент его выполнения, чем, естественно, лучше всего обеспечивались сохранение тайны и безопасность от случайного доноса.
За ужином Платон Зубов сказал речь, в которой, описав плачевное положение России вследствие сумасшествия царствующего государя, указывал на бедствия, угрожающие и государству, и каждому частному лицу. Он указал, что должно ожидать каждый час новых выходок, на безрассудность разрыва с Англией, благодаря которому нарушаются жизненные интересы страны и ее экономическое благосостояние; доказывал, что при таком положении нашей внешней политики балтийским портам и самой столице может грозить неминуемая опасность, что, наконец, никто из присутствующих не может быть уверен в личной безопасности, не зная, что его ожидает на следующей день. Затем он стал говорить о прекрасных душевных качествах великого князя Александра, указывал на блестящую будущность России под скипетром юного государя, подающего такие надежды и на которого славной памяти императрица Екатерина всегда смотрела как на истинного своего преемника и которому она, несомненно, передала бы империю, если бы не внезапная ее кончина. Свою речь Зубов закончил заявлением, что великий князь Александр, удрученный бедственным положением Родины, решился спасти ее и что, таким образом, все дело сводится теперь лишь к тому, чтобы низложить императора Павла, заставив его подписать отречение в пользу наследника престола. Провозглашение Александра, по словам оратора, спасет Отечество и самого Павла от неминуемой гибели. В заключение Пален и Зубовы категорически заявили всему собранию, что настоящей проект вполне одобрен Александром. Они остереглись прибавить, сколько времени потребовалось, чтобы его склонить, и с какой величайшей трудностью, с какими смягчениями и ограничениями он наконец согласился. Это последнее обстоятельство осталось в тени, каждый, вероятно, объяснял его себе по-своему, не слишком стараясь его выяснить или храня свою мысль про себя.
Короче, с того момента, как все убедились, что действуют по желанию Александра, более не было колебаний. В ожидании бутылки шампанского переходили из рук в руки и опустошались, головы закружились. Пален, оставивший на время собрание, чтобы исполнить обязанности генерал-губернатора, поехал во дворец и вскоре вернулся, принеся известие, что ужин в Михайловском замке прошел спокойно, что император, по-видимому, ничего не подозревает и расстался с императрицей и великими князьями, как обыкновенно. Лица, бывшие во время ужина во дворце, впоследствии вспоминали, что Александр в течение вечера, за столом, прощаясь с отцом, не выказал при этом никакого волнения, несмотря на приближение события, подготовленного для этой ночи, и жестоко обвиняли его в бессердечии и двоедушии. Это глубоко несправедливо, так как в последующих моих беседах с императором Александром последний неоднократно рассказывал мне совершенно искренно о своем ужасном душевном волнении в эти минуты, когда сердце его буквально разрывалось от горя и отчаяния. Да оно и не могло быть иначе, ибо в такие минуты он не мог не думать об опасности, угрожавшей ему, его матери и всему семейству в случае неудачи заговора. Известно, что оба великих князя были всегда чрезвычайно сдержанны в присутствии отца, и эта привычка скрывать свои мысли и чувства, это вынужденное спокойствие могут служить лучшим объяснением того, что никто из присутствовавших в этот вечер не заметил той глубокой душевной борьбы, которая, несомненно, происходила в душе Александра.
У Зубовых, между тем, среди веселья, вызванного вином и которое каждый передавал своему соседу, часы для некоторых из сообщников протекли весьма быстро. Только главари заговора воздерживались, стараясь сохранить присутствие духа, столь необходимое в эти минуты, большинство же гостей были сильно навеселе, причем несколько человек уже едва держались на ногах. Наконец время, назначенное для исполнения заговора, наступило. В полночь все встали из-за стола и двинулись в путь. Заговорщики разбились на две шайки, в каждой из которых было до 60 генералов и офицеров. Первая группа, во главе которой находились братья Платон и Николай Зубовы и генерал Бенигсен, направилась прямо к Михайловскому замку, другая шайка под предводительством Палена должна была проникнуть во дворец со стороны Летнего сада. Плац-адъютант замка (капитан Аргамаков), знавший все ходы и выходы дворца по обязанности своей службы, шел во главе первого отряда с потайным фонарем в руке и поднялся с заговорщиками до входа в уборные государя, ведущие к его почивальне. Молодой лакей, который был дежурным, не пропускал заговорщиков и стал звать на помощь. Защищаясь от наступавших на него заговорщиков, он был ранен и упал, обливаясь кровью. Между тем император, заслышав крики и шум в передней, проснулся, быстро встал с кровати и направился к двери, ведшей в комнату императрицы, которая была завешена большой портьерой.
К несчастью для него, в припадке отвращения к своей жене он приказал запереть и забаррикадировать эту дверь; самого ключа в ней не было, потому ли, что Павел сам вынул его, или кто-либо из его любимцев, враждебных императрице, им завладел, чтобы ему не пришла как-нибудь фантазия возвратиться к ней. В самый этот момент крики, которые поднял верный служитель, единственный защитник, который нашелся тогда в момент величайшей опасности у самодержца, более, чем когда-либо, верившего в свое всемогущество и который, чтобы его обеспечить, окружился тройными стенами и караулами, криков, говорю я, этого единственного защитника было достаточно, чтобы внести ужас и смущение в среду заговорщиков. Они остановились в нерешительности на лестницах и стали совещаться. Шедший во главе колонны князь Зубов растерялся и уже хотел скрыться, увлекая за собой других; но в это время к нему подошел генерал Бенигсен и, схватив его за руку, сказал: «Как? Вы сами привели нас сюда и теперь хотите отступать? Это невозможно, мы слишком далеко зашли, чтобы слушаться ваших советов, которые нас ведут к гибели. Жребий брошен, надо действовать. Вперед!» Слова эти я слышал впоследствии от самого Бенигсена.
