Мгновение — и две тени, отделившись от стены, метнулись вслед идущим. Еще мгновение — и другая тень мелькнула впереди них.
Действовали как обычно при захвате «языков».
Чхеидзе, вместе с Глобой забежавший сзади, нанес высокому короткий, но сильный удар прикладом по голове. Тот упал, но на землю не повалился, удержавшись на коленях. Не успели его схватить за руку, как он, изловчившись с размаху ударил Алексея Чхеидзе кулаком прямо в солнечное сплетение. У Чхеидзе от боли на мгновение помутилось в голове. Но он, превозмогая себя, бросился на высокого, стараясь помочь Глобе повалить того. Враг был сильный, ловкий, верткий. Он бешено сопротивлялся, отбиваясь кулаками, пытался закричать. Глоба зажал ему рот своей широкой ладонью. Но гитлеровец вывернулся. Боясь, что он криком поднимет тревогу, Глоба ударил его ножом. Гитлеровец дернулся и затих.
Тем временем Андреев крепко держал толстого. Глоба и Чхеидзе пришли на помощь Андрееву. Толстяка скрутили, сунули ему кляп в рот.
Через несколько минут разведчики со своей добычей были уже в люке. Товарищи ждали их.
Толстяк в кожаном пальто, очутившись в колодце, испуганно и недоуменно вертел головой, мычал, но особо не сопротивлялся. Гитлеровца в шинели тоже притащили к люку и сбросили туда: труп нельзя было оставлять наверху, чтобы враг раньше времени не поднял тревогу и не напал на след. В люке Андреев вынул из кармана убитого документы, чтобы передать их командиру.
Задание было выполнено. Пора было возвращаться.
Через полчаса после того как Андреев, Чхеидзе и Глоба спустились в люк со своей добычей, обе группы разведчиков встретились у стыка труб, чтобы вместе идти обратно. Андреев передал Калганову документы обоих гитлеровцев. Толстяк в кожаном пальто оказался майором из штаба бригады штурмовых орудий, а убитый в схватке, чей труп надежно укрыла жижа на дне колодца, — оберштурмфюрером Вейсом из мотодивизии СС «Фельдхернхалле».
Пленным гитлеровцам велели идти в трубу. Толстяк майор с трудом согнулся и, кряхтя, покорно полез в нее, булькая в жиже своим тучным телом. Обер-лейтенант сначала было заартачился. Но его подтолкнули прикладом, и он пошел.
Обратный путь по трубе был еще тяжелее. Все больше сказывалась усталость: ведь в удушливой атмосфере и холодной жиже, которая давно пропитала всю одежду, в согнутом положении проведено уже несколько часов, почти целая ночь. Передышки теперь приходилось устраивать значительно чаще, чем на пути к Крепостной горе, — садились, уже с полным безразличием опускаясь в зловонную жидкость, погружаясь в нее по пояс, и, опершись спиной об округлую стену трубы, отдыхали. А когда кончалась передышка, некоторых можно было поднять только при помощи более выносливых товарищей.
На пути то один, то другой, не выдержав, оступались и падали. Но поднимались и снова шли.
В самом начале пути пленный майор стал задыхаться: ведь лишнего противогаза для него не было. Чхеидзе, шедший сзади, снял свой противогаз и отдал ему: этого ценного «языка» важно было довести живым во что бы то ни стало. Но вскоре и сам Чхеидзе стал задыхаться. Тогда ему дал свой противогаз Глоба. Так, попеременно пользуясь одним противогазом на двоих, они шли и вели пленного. Второй пленный тоже не смог идти без противогаза. Ему отдал противогаз Любиша Жоржевич.
Было уже пять часов утра, когда разведчики возвратились наконец к люку около сгоревшего танка.
Товарищи, ожидавшие на поверхности, помогли им выбраться: разведчики еле держались на ногах, и не у каждого хватило бы сил самостоятельно подняться наверх. Некоторые из разведчиков, как только оказались на свежем воздухе, потеряли сознание. У всех бушлаты и куртки на спинах насквозь протерлись о каменные своды канализационных труб.
Но самыми первыми вытащили из колодца пленных: их жизнь и здоровье разведчики оберегали больше, чем свои.
Захваченных «языков» привели на командный пункт к генералу, всю ночь ожидавшему возвращения разведчиков. Майор и обер-лейтенант все еще не могли прийти в себя. Когда майору кто-то «для поднятия духа» предложил сигарету, тот не смог взять ее, так у него дрожали руки. Немного придя в себя, майор заявил: «Я расскажу все. Но сначала дайте вымыться и переодеться». А обер-лейтенант, прося о том же, не переставал удивляться: «Неужели я вышел живым из ада? Нет, это хуже ада. В преисподней наверняка чище».
До предела уставшие, грязные, в изодранной одежде возвращались разведчики на свою квартиру. Там их с нетерпением ожидали товарищи. Кипела вода в баках на жарко пылавшей плите. Стояли наготове две огромные бутыли с одеколоном, добытые где-то на складе аптекарских товаров. Сразу же было сброшено насквозь пропитавшееся зловонной жидкостью обмундирование. Началось усиленное мытье.
А тем временем в штабе допрашивали двух приведенных разведчиками «языков». Майор и обер-лейтенант указали на карте, где и как на Крепостной горе расставлена артиллерия, где находятся командные пункты, укрытия, помогли уточнить, как проходит передний край, рассказали, какими силами в Будапеште располагает германское командование, сообщили о плане прорыва из окружения.
И когда наступил день решающего штурма Крепостной горы — последнего оплота гитлеровцев в окруженном Будапеште, советские пушки ударили точно по тем целям на Крепостной горе, которые приметили моряки-разведчики и указали взятые ими «языки».
В это время Калганов уже вновь находился в госпитале. Надо было долечивать раненую руку, разболевшуюся после лазания по трубам. Кроме того, он успел получить еще одно ранение: в самые последние дни боев в Будапеште осколок вражеской авиабомбы угодил ему в ногу.
Разведчики каждый день навещали своего командира.
13 февраля, в день, когда враг в Будапеште был окончательно разгромлен, к Калганову явились несколько матросов его отряда. Они внесло в палату какой-то большой тюк и торжественно положили его возле постели командира.
— Что это? — сначала не понял старший лейтенант.
— Это от нас! — услышал он в ответ.
— Барахло? — сдвинул брови изумленный Калганов и сердито повел бородой. В отряде самым строгим образом пресекалась погоня за трофеями. Среди матросов за все время не было ни одного «тряпичника» и вдруг — вот! Притащили какое-то тряпье, да еще ему!
— Кто посмел? — строго спросил Калганов.
— Так ведь ради уважения…
— Ради уважения? Что здесь?
— Постель из королевского дворца! Из апартаментов Хорти! Неужто вы, наш командир, раненный, не заслужили, чтобы на хорошей перине лежать? Ведь к дворцу мы с вами самые первые из всех наших вышли!
