Контрнаступление и окружение противника началось 19 ноября 1942 года. В наступление перешли войска Юго-Западного и правого крыла Донского фронтов, 20 ноября — войска Сталинградского фронта. 64-я армия совместно с 57-й наносила удар по немецко-фашистским войскам на правом крыле фронта. Хваленые гитлеровские генералы были застигнуты врасплох.
23 ноября 1942 года «Правда» писала:
«… Нашими войсками полностью разгромлены шесть пехотных и одна танковая дивизии врага, нанесены большие потери семи вражеским пехотным, двум танковым, двум моторизованным дивизиям. На поле боя обнаружено свыше 14 000 трупов солдат и офицеров, захвачено большое количество пленных — 19 000 человек, взяты крупные трофеи…»
Окруженная трехсоттысячная ударная группировка немцев умелыми действиями советских войск была расчленена на две части. Это значительно ослабило боеспособность противника, в его рядах поднялась паника. Начали сдаваться в плен не только солдаты, но и офицеры.
30 января вечером фон Паулюс собрал близких ему генералов и офицеров и заявил, что больше не командует войсками, что он «частное лицо», и тут же назначил командующих обеими группами в городе[1].
Однако не все немцы сдавались в плен. В течение ночи армия продолжала вести уличные бои и, очищая от противника кварталы в районе площади Павших борцов и южнее, к утру вышла на берег Волги у пристани.
Силы СС и жандармерии оказывали упорное сопротивление.
…Наши парламентеры разрешили Паулюсу взять с собой начальника штаба и всю свиту: адъютанта, двух офицеров-ординарцев, личного врача, денщиков, а также личные вещи. Затем его доставили в штаб 64-й армии, находившийся в Бекетовке.
— Михаил Степанович, — спросил я в одну из встреч генерала Шумилова, — как вел себя Паулюс, что он говорил? Вы же первый допрашивали его.
— А вот почитайте запись допроса.
И гостеприимный хозяин взял с полки книжного шкафа «Военно-исторический журнал» № 2 за 1959 год. На странице 90-й лежала закладка. Привожу дословно запись допроса:
«Т о в а р и щ Ш у м и л о в — Прошу предъявить документы.
П а у л ю с — Я имею солдатскую книжку.
Т о в а р и щ Ш у м и л о в — Удостоверение о том, что вы, господин фельдмаршал, произведены в фельдмаршалы.
П а у л ю с — Такого удостоверения нет.
Т о в а р и щ Ш у м и л о в — А телеграмму такую получали?
П а у л ю с — Я получил по радио приказ Гитлера.
Т о в а р и щ Ш у м и л о в — Об этом я могу доложить своему Верховному Командованию?
П а у л ю с — Можете, и господин Шмидт, начальник штаба, может подтвердить.
Т о в а р и щ Ш у м и л о в — Кто с вами пленен?
П а у л ю с — Начальник штаба генерал-лейтенант Шмидт и полковник штаба 6-й армии.
Т о в а р и щ Ш у м и л о в — Кто еще?
П а у л ю с — Имена других я передал в записке парламентерам.
Т о в а р и щ Ш у м и л о в — Вас пленили части 64-й армии, которые дрались с вами, начиная от Дона и кончая Сталинградом. Жизнь, безопасность, мундир и ордена вам сохраняют. Части 64-й армии это гарантируют. Господин фельдмаршал, прошу мне сообщить о причине непринятия ультиматума командующего Донским фронтом генерал-полковника тов. Рокоссовского, когда было предложено вам сложить оружие.
П а у л ю с — Русский генерал поступил бы так же, как и я. Я имел приказ драться и не должен был нарушать этого приказа.
Т о в а р и щ Ш у м и л о в — А дополнительно от Гитлера не получали приказа?
П а у л ю с — Я с самого начала и до конца имел приказ драться.
Т о в а р и щ Ш у м и л о в — Какие мотивы послужили к сдаче оружия сейчас?
П а у л ю с — Мы не сложили оружия[2], мы выдохлись, дальше драться не могли. После того, как ваши войска вклинились и подошли к остаткам наших войск, нечем было защищаться — не было боеприпасов, и поэтому борьба была прекращена.
Т о в а р и щ Ш у м и л о в — Вы отдали приказ южной группировке сложить оружие?
П а у л ю с — Я не отдавал этого приказа.
Т о в а р и щ Л а с к и н — Этот приказ при нас отдал генерал-майор Росске — командир 71-й пехотной дивизии. Приказ был разослан частям.
Т о в а р и щ Ш у м и л о в — А вы утвердили приказ о сдаче оружия?
П а у л ю с — Нет, он сделал это самостоятельно. Я не командующий южной и северной группировками, части находятся не в моем подчинении. Господин Росске принял решение сложить оружие.
Т о в а р и щ Ш у м и л о в — Северной группировке вы отдали приказ сложить оружие?
П а у л ю с — Нет.
Т о в а р и щ Ш у м и л о в — Я прошу отдать.
П а у л ю с — Я не имею никакого права отдавать приказа.
Т о в а р и щ Ш у м и л о в — Вы же командующий?
П а у л ю с — Я не могу не подчиненным мне войскам отдавать приказ о капитуляции. Я надеюсь, что вы поймете положение солдата, поймете его обязанности.
Т о в а р и щ Ш у м и л о в — Каждого солдата обязывают драться до последнего, но начальник может приказать своим подчиненным прекратить боевые действия, когда он видит, что люди напрасно гибнут.
П а у л ю с — Это может решить тот, кто непосредственно остается с войсками. Так и получилось с южной группировкой, в которую я попал случайно.
Т о в а р и щ Ш у м и л о в (переводчику) — Передайте, генерал-фельдмаршалу, что я его приглашаю сейчас к столу, после чего он поедет в штаб фронта».
— Как выглядел Паулюс? — задал я вопрос.
— Вид у него был измученного человека, — ответил Шумилов. — Высокий, худой. Лицо осунувшееся. Одна щека нервно подергивалась, правый глаз часто мигал. В волосах — проседь. По всей вероятности, пережил он много бессонных ночей, думая о судьбе армии, о судьбе всего немецкого народа. Видимо, он мысленно проклял тех, кто послал его и немецкие войска в Россию. Держался Паулюс скромно, чувствовалось, что, хотя мы и положили его армию на лопатки, он к нам, советским воинам, относился без вражды. За обедом, к которому я пригласил его и его спутников, Паулюс попросил русской водки. Подняв бокал, он сказал:
— Предлагаю тост за тех, кто нас победил, за русскую армию и ее полководцев!
Все присутствующие за столом пленные, стоя, последовали примеру своего шефа.
— Я, — продолжал Шумилов, — как и подобает советскому генералу, по достоинству встретил и проводил фельдмаршала.
— Когда вы его отправили?
— В семь часов вечера 31 января вместе с пленными генералами в штаб Донского фронта к товарищу Рокоссовскому. Оттуда фон Паулюса переправили в Ставку Верховного Главнокомандования.
