Императрица не могла и не хотела устранить преграду непонимания и недоверия, возникшую между ней и русской аристократией. Ей было проще внушить себе, что высший слой российского общества состоит не из истинно русских людей, а из эгоистичных личностей, испорченных влиянием западноевропейской цивилизации. Она создала иллюзорный образ «православного крестьянина-хлебопашца», готового отдать жизнь и душу за «матушку-государыню», и представляла себя «народной императрицей». Среди этого мифического «народа» не было места ни заводскому пролетариату, ни студентам с их революционными идеями, ни капризным министрам и чиновникам.
Кризис в отношениях между императорской четой и обществом стал особенно очевиден в годы русско-японской войны и первой русской революции 1905-1907 гг. Даже после Кровавого воскресенья, когда 9 января 1905 г. была расстреляна мирная демонстрация рабочих в столице и начал раскачиваться маятник революционных беспорядков, императрица продолжала оставаться в плену своих иллюзий и заблуждений. Она писала своей сестре принцессе Виктории в Германию: «Санкт-Петербург – это прогнивший город, где ни на йоту нет ничего русского. Русский народ глубоко и искренне предан своему государю, а революционеры используют его имя для провокаций против хозяев, но каким образом – я не знаю. Как я хочу поскорее понять действительность. Я люблю мою новую страну. Она так молода, так полна сил и так много хорошего в ней, но крайне неуравновешенна и наивна. Бедный Ники вынужден вести горькую и тяжелую жизнь. Встречайся его отец чаще с людьми, сплоченными вокруг него, мы бы подобрали им соответствующие посты; а сейчас только старики или совсем юнцы, никого более вокруг нас. Дяди плохие, Миша (великий князь Михаил Александрович, младший брат императора. – Л. С.) еще совсем ребенок...»
Последующие события показали, что наивная вера императрицы в то, что подданные после убийства Александра II уже больше никогда не совершат покушения на жизнь членов императорской семьи, оказалась напрасной. В феврале 1905 г. от рук революционеров-террористов погиб дядя царя, муж ее сестры Эллы великий князь Сергей Александрович. Как и его отец, император Александр II, он погиб совсем недалеко от дома. Попрощавшись с женой, московский генерал-губернатор отправился по делам из Кремля, где они в то время жили. Как только экипаж выехал за ворота, на его крыше взорвалась бомба, брошенная террористом. Услышав взрыв, Елизавета Федоровна сразу поняла, что случилась. С криком: «Это Серж!» она бросилась на улицу. Там она не нашла даже тела мужа: взрывом его разорвало на куски и разбросало по дороге. Великая княгиня вела себя мужественно. Чтобы облегчить страдания смертельно раненного кучера, считавшего себя виновным в том, что не уберег своего господина, она солгала ему, что Сергей Александрович жив. Потом собственноручно собрала кресты, ладанки и перстни, бывшие на муже, а теперь раскиданные на снегу, и унесла их с собой. Позже она посетила в тюрьме убийцу великого князя эсера И. П. Каляева и предложила ходатайствовать о его помиловании перед царем. Каляев отказался, сказав, что уверен в своей правоте и что его смерть послужит делу свержения самодержавия.
Великий князь Сергей Александрович, несмотря на свои сомнительные нравственные качества, конечно, не заслужил такой страшной смерти. Хоть он и говорил сам о себе: «Я вполне доволен своей судьбой. Моя жизнь – батальон, мой интерес – рота, мой мир – казарма, мой горизонт – Миллионная (улица в Петербурге недалеко от Зимнего дворца, на которой стояли казармы Преображенского гвардейского полка. – Л. С.)», его интересы не ограничивались военной службой. Ученик знаменитого профессора истории Сергея Соловьева, Сергей Александрович сохранил любовь к прошлому на всю свою жизнь. Он был попечителем московского Исторического музея, одним из создателей Музея изящных искусств и русского Палестинского общества.
Похоронили останки Сергея Александровича в кремлевском Чудовом монастыре. Удивительным образом его гробница сохранилась, в то время как сам монастырь при советской власти был взорван. Гробницу обнаружили на территории Кремля в начале 1980-х гг. и не тронули, рассудив, что там все равно ничего нет. В середине 1990-х великий князь был перезахоронен в Новоспасском монастыре в Москве, в одной из старинных усыпальниц дома Романовых.
Смерть мужа совершенно изменила жизнь великой княгини Елизаветы Федоровны, одной из красивейших женщин Европы того времени. Привыкшая к роскошной жизни, пользовавшаяся вниманием кайзера Вильгельма II и императора Николая II, любительница нарядов, балов и веселья светская львица, казалось, умерла вместе со своим супругом, которого, как выяснилось, очень любила, несмотря на его несносный характер и не внушающий уважения образ жизни. В тот роковой февральский день Елизавета Федоровна надела траур, который через пять лет сменила на монашеское одеяние. В Москве она основала Марфо-Мариинскую обитель с больницей и богадельней, которую возглавила в качестве настоятельницы. Последним действием, которое выдавало в ней настоящую принцессу, был заказ эскиза монашеского одеяния выдающемуся русскому художнику Михаилу Васильевичу Нестерову. Будучи тонким знатоком религиозного искусства и обрядности, Нестеров создал для нее изящное платье с капюшоном из шерстяной ткани жемчужно-серого цвета с белым покрывалом. Этот наряд она носила до конца жизни, когда разделила участь своей сестры и зятя в 1918 г.
В тяжелые для империи и династии дни, когда Россия терпела неудачи в русско-японской войне, императорской семье неожиданно улыбнулось счастье. Каждая беременность императрицы Александры Федоровны сопровождалась надеждой, что будет наследник, но четыре раза подряд рождались девочки.
Императрица всякий раз чувствовала себя виноватой перед мужем и униженной перед его матерью, которая в свое время исправно рождала наследников. Чтобы выполнить «царицын долг» перед династией Романовых, Аликс была готова сделать что угодно и поверить во что угодно. Будучи личностью мистически настроенной, доверяя снам, приметам и предчувствиям, она безоговорочно поверила французскому хироманту, астрологу, целителю и авантюристу Филиппу Вашо из Лиона, пользовавшемуся тогда европейской известностью. Он предсказал, что у нее обязательно родится сын, нужно только дождаться этого момента.
Александра Федоровна так уверовала в это предсказание, что в 1902 г., в тридцатилетнем возрасте, будучи матерью четверых детей, она внушила себе, что беременна. Она была настолько в этом убеждена, что распространила известие о своей беременности среди членов семьи; скоро об этом уже говорил весь Петербург. Статс-секретарь императора А. А. Половцов в своих воспоминаниях писал, что у императрицы и мысли не возникало, что ее уверенность не соответствует действительности. К врачам она не обращалась, пока в августе вдруг не начала худеть. Тогда Аликс пригласила для консультации лейб-акушера Отта, который объявил ей, что никакой беременности нет и в помине. Официальное известие о том, что ожидаемого прибавления императорского семейства не будет, опубликовали в «Правительственном вестнике». При этом внятно объяснить, что произошло, никто не удосужился. В результате во всех слоях населения стали распространяться слухи один нелепее другого. Например, как утверждает А. А. Половцов, говорили, будто императрица родила урода с рогами, «которого пришлось придушить». Но и после этого неприятного эпизода императорская чета продолжала верить в предсказание француза и надеяться на чудо.
