Все пять машин, как одно целое, совершают петли, развороты, переходят из одной фигуры в другую, ни на миг не теряя дистанции. Они словно привязаны к своему ведущему невидимой нитью.
Общий восторг вызывает «веревочка» — групповой штопор, когда самолеты один за другим с нарастающей скоростью ввинчиваются в воздух и переходят в пике. Рев самолетов при выходе из пике сменяется затем спокойной и ритмичной музыкой пяти стальных сердец.
Еще более сложная и красивая фигура — «карусель» — привлекает внимание публики. Пять самолетов, совершая мертвую петлю, идут друг за другом в вертикальный круг все ниже и ниже, затем, выравниваясь в кильватер, уходят. Самолет, находящийся в верхней точке, производит «бочку», за ним то же делают второй, третий и так далее.
Радио передавало подробности этого невиданного еще группового пилотажа. Вот пятерка умчалась, провожаемая любовными взглядами многотысячных зрителей. В небе появляются два истребителя и вступают в воздушный «бой».
Готовясь к празднику, Серов долго выбирал, с кем ему «подраться». Наконец он остановил выбор на Борисе.
— Смирнов не только имеет боевой опыт, но он командовал в Испании эскадрильей, и у него исключительное самообладание. Подерусь-ка я с тобой, Борька!
С каким захватывающим интересом следили зрители за воздушным единоборством. «Сбитый» Серовым, как было условлено, Смирнов с вертикальной горки перешел в штопор. Летчик так увлекся, что сделал гораздо больше витков, чем полагалось. Мотор стал захлебываться. После Борис Александрович говорил:
— Я до того довел эффект, что у меня уже мотор забрало. Тут я сразу — в сторонку от аэродрома, отошел подальше. Сел благополучно.
В воздухе осталась одна машина — самолет Серова.
У находившихся на аэродроме родных Анатолия замерло сердце. Боевые товарищи, как всегда, почти с научным интересом следили за каждым моментом полета, за каждой фигурой, отмечая серовские особенности и приемы. Казалось, слышно характерное серовское: «Ну, сейчас покажу!»
Все те фигуры, которые перед тем демонстрировала пятерка, совершал теперь один Серов. Фигуры производились им беспрерывно, одна за другой.
Виртуозность идеально послушной машины, стремительность ее «свечей» и пике, красота и сила ее петель, переходящих в иммельманы, когда самолет внезапно меняет направление, обманывая противника; головокружительные штопоры и «бочки» — весь этот динамичный, воинственный пилотаж давал зрителям представление о сложности беспощадного воздушного боя и демонстрировал силу и красоту летного искусства. Летчик словно сам наслаждался свободным каскадом фигур. Он играл истребительной машиной, как может играть ею только пилот самого высшего класса, он танцевал в полном смысле, как птицы, о которых когда-то давно говорил, мечтая, русский летчик Петр Нестеров. Это производило сильное впечатление не только от бесстрашия пилотажа, но и как эстетически прекрасное зрелище.
С земли неслись восторженные крики, возгласы:
— Да здравствуют наши советские летчики!
Люди срывали с головы шляпы и шапки и бросали их в воздух, махали руками или вдруг замирали, прослеживая рискованную фигуру.
Закончив свою праздничную работу в воздухе, Серов должен был улететь на базу и не видел, как летали осоавиахимовцы. Но он расспрашивал других и с удовольствием узнал, что его знакомство с курсантами аэроклуба не прошло для них даром. Они летали не на «И-16», как Серов, а на учебном тренировочном самолете «УТ-1», разница в мощности моторов была значительная (ПО и 1250 лошадиных сил!), но нагрузка на крыло была одинаковая, и можно было производить сложный пилотаж. Осоавиахимовцы показали даже такую же, как Серов, «карусель» с петлями и «бочками».
Праздник оставил у многотысячных зрителей незабываемое впечатление силы и отваги нашей чудесной молодежи.
Осенью командование настойчиво предложило еще не отдохнувшему после возвращения из Испании Серову поехать на юг и как следует подремонтироваться. Серов не чувствовал себя уставшим. Напротив, сил как будто еще прибавилось в нем. Молодость двадцати восьми лет кипела вовсю и требовала полного выражения себя в труде и исканиях.
Но пришлось подчиниться. Уже отправились в Сочи Миша Якушин и Боря Смирнов. Серов тоже сел в поезд и последовал за ними. На другой день Валя послала ему письмо. Не получив через положенное число дней ответа, она позвонила в Сочи по телефону Якову Владимировичу Смушкевичу. К телефону подошла его жена и, смеясь, ответила:
— Не волнуйтесь, Валя! Они уже выехали обратно. Встречайте завтра на вокзале.
И в самом деле, не прожив на курорте и пяти дней, Серов, как только получил письмо Вали, вдруг почувствовал, что скучает по ней, и тут же объявил:
— Некогда мне тут загорать.
За компанию с ним помчались обратно и его неразлучные друзья. Закупили побольше мандаринов и радовались и посмеивались, рассчитывая сделать женам сюрприз своим появлением. Каково же было их изумление, когда жены встретили их на вокзале. Серов бросился к Вале.
— Тигрица! — ласково прошептал он и закружил ее в объятиях.
Снова счастливо и безоблачно побежали дни первого года их супружества… и последнего…
Под этим ясным небом радости, трудов, успехов единственное, что томило Валю, была ее тревога за Анатолия. Он это видел.
— Чтобы ты никогда не пугалась за меня, я возьму тебя в полет. Ты увидишь, что можешь быть уверена во мне, моя Лапарузка. Летим!
Валентина сидела в задней кабине, видела перед собой широкую, сильную спину мужа, чувствовала себя спокойно и радостно. С любопытством осматривала горизонт и землю и, к удовольствию Толи, быстро и легко ориентировалась, точно указывая ему все знакомые пункты, районы, площади и здания, узнав даже здание киностудии, где она снималась.
— Тебе надо учиться на штурмана, у тебя исключительные способности аэронавигатора, — весело говорил Анатолий.
Он был счастлив. И оттого работалось ему еще лучше.
Серов получил новое правительственное задание и, простившись с Валей, уехал на запад со своими старыми боевыми друзьями. Наше правительство предложило военную помощь Чехословакии, которой угрожало гитлеровское вторжение. Серов готов был полететь в бой за свободу чехословацкого народа, как он сражался за народ Испании. С дороги он посылал жене фототелеграммы, советовал следить за здоровьем.
Однако чехословацкое буржуазное правительство предпочло капитулировать перед Гитлером и прочими участниками Мюнхенского соглашения, чем принять помощь СССР. Наши летчики вернулись с границы к себе домой.
