По прибытии на станцию детей разместили по домам. Сколько их собралось здесь — трудно сказать. В воспоминаниях упоминаются цифры от 3000 до 19 000 ребят, вместе с воспитателями и педагогами. На станции уже стоял поезд. Здесь тоже не совсем понятно: одни пишут, что состав был товарный, другие — пассажирский. Трудно установить также дату гибели детей — пишущие практически не помнят ее: «это было в середине лета», «в середине июля», «в конце июля», «в августе». Такое впечатление, что под бомбы попали практически все прибывающие в Лычково и в конце июля, и даже в августе. Но могила-то одна. И на кладбище в деревне Лужно похоронены девочка и мальчик, умершие от ран 17 июля. А посему возьмем эту дату за отправную несмотря на то, что в воспоминаниях называют другие даты.
Итак, 17 июля 1941 года. День ясный, солнечный. Прибывших детей кормят в столовой и начинают грузить в поезд. Но лучше предоставим им самим слово (орфография и пунктуация авторов сохранены, в скобках указан возраст рассказчиков на момент происходящих событий).
ДАЛЬГРЕН Виктор Всеволодович (11 лет): «…В первых числах августа нас набили в автобус и снова повезла в Лычково… Вскоре началась посадка в огромный эшелон. Наша начальница требовала от начальника эвакуации, некоего Михайлова (директора одной их школ Дзержинского района Ленинграда), чтобы нас посадили в пассажирские вагоны, стоявшие у перрона. Но он посадил в эти вагоны „свои“ школы (в памяти остались номера школ 182, 183 или что-то похожее) Дзержинского района. Мы разместились в теплушке. За нашим эшелоном стоял подошедший эшелон с „новобранцами“. Вооружения у них не было никакого… Услышав возгласы „Летит! Летит!“ я выглянул из вагона и увидел высоко в небе самолет, подходивший с „хвоста“ под углом порядка 40 градусов, справа… Я успел спрыгнуть на землю и метнуться под вагон. Раздались оглушительные взрывы… Я прятался в яме под корнями большого дерева. Все было как в кошмарном сне. Потом, вдруг, оказалось, что все вокруг темно и тихо. В лесу кричали, созывая детей по своим группам. Я нашел своих. Мне дали нести малыша лет четырех. От усталости он не мог идти. Устроили нас в каком-то доме. Я устроился под столом. Ночью (во времени я уже не ориентировался) нас повели на станцию. У некоторых девочек было сильное нервное потрясение. Их вели… Говорили, что бомбы накрыли пассажирские вагоны, и погибло много ребят из школ Дзержинского района».
МАСЛОВ Михаил Владимирович (9 лет): «…А потом — Лычково. Железнодорожная станция. Солнечный день. На станции сосредоточили громадное количество детей. Тот же принцип: кормежка и посадка в эшелон. Тут руководство двух районов — Кировского и Дзержинского — повздорило между собой, кому раньше производить посадку. Стали садиться в поезд дети Дзержинского района, а нас — в столовую. Не успели притронуться к еде, как раздался страшный грохот, все подпрыгнуло, звон стекла. Кто кричал, кто плакал… В окно мы увидели бегущую женщину (никогда не забуду), рвавшую на себе волосы, невменяемую. Она, конечно же, видела уже страшные результаты бомбежки — было прямое попадание в первые два вагона с детьми и паровоз…»
КОТОВ Н. (сотрудник НКВД Лычковского района в 1941 году): «…фашистский самолет с выключенным мотором из облаков сбросил 20 осколочных бомб на детей. Одна бомба попала даже в трубу паровоза. Когда я выскочил из здания НКВД, за канавой в сквере лежал убитым наш сотрудник Кудряшов. Посмотрел на эту страшную жуткую картину, сколько было убито детей, их куски тел были вместе с одеждой разбросаны по висящим проводам, на крышах близ лежащих домов. Много было искалеченных, но еще живых, кричали: „Дяденьки, помогите“. Сколько их было убито и ранено, неизвестно. Многие погибли и сопровождающие детей. Тела убитых были убраны и захоронены на кладбище п. Лычково».
ЮГОВ Вениамин Иванович (13 лет): «В 13–14 часов нас построили и повели в столовую. Когда сидели за столом, раздался сильный взрыв и еще несколько подряд… Когда я прибежал на станцию, наш эшелон стоял на 1 пути, в паровоз попала бомба, 4 первых вагона были разбиты, это вагоны 182 школы, на перроне лежали убитые и раненые дети, несколько женщин, военные и железнодорожники оказывали им помощь. Директор нашей 182 школы и другие руководители фотографировали разрушения и убитых для дальнейшего опознания. На перроне я увидел Тамару Воробьеву и ее подругу Лиду Виноградову. Тамара была убита, Лида ранена в живот».
РОК Лев Моисеевич (8,5 лет): «Бомбежка была как раз тогда, когда я и мой напарник шли с дежурства (ребята охраняли вещи на станции. — А Г.) в красный дом, т. е. в 12.30 (часы висели на вокзале). После бомбежки нас, живых и не раненых, увели в лес и мы сидели там до рассвета… из детей с завода „Красный химик“ погибли только двое: Козловский и его напарник…»
ПАВЛОВ Иван Максимович (житель Лычкова, 8 лет): «…День был солнечный. После бомбежки на вокзале, когда там все горело, мы с двоюродным братом потихоньку стали пробираться к вокзалу. Отлично помню висевшие на проводах кишки и еще какие-то останки погибших. Вокруг был народ. Крики, плач. Мы подходили к этому месту и смотрели метров за 70–90».
МАКАРОВ Ю. (ветеран СЗФ, капитан в отставке): «А рано утром над еще не проснувшейся станцией появились фашистские стервятники; началось ужасное, несмотря на то, что были выставлены белые с красным крестом флаги, эшелон в короткое время был разбомблен целиком. Буквально никто из детей не уцелел, практически не было даже целых трупов, все было разорвано на куски и клочья: так мне рассказывала одна из жительниц Лычкова, видевшая весь этот ужас. Им же и пришлось хоронить. Останки детей собирали в ящики по кускам, снимали с ближайших деревьев кусочки, шмотья кровавые, искали и находили ручки, ножки, головки по отдельности. Эта женщина говорила, что она была вне себя и действовала как автомат, буквально все находились в шоке, долгие годы после им это снилось».
На этом довольно кровавом рассказе я позволю себе прерваться. В 1994 году, беседуя с жителями поселка, я каждого выспрашивал: что он видел лично, а не слышал со слов соседа или знакомого. Из десятка опрошенных все помнят, что были убитые дети, а вот количество не могут сказать. Одна из старожилок Лычкова (ей было 94 года, но память — дай Бог каждому) рассказала, что в те июльские дни она вместе с остальными жителями работала на устройстве противотанкового рва. После бомбежки их, как уже вполне опытных землекопов, отправили на кладбище для рытья могилы. Со станции погибших привозили на машине. Таких машин было несколько, и хотя нагружены они были не полностью, все равно число погибших детей заходит за два десятка. Еще она говорила, что в машине находились оторванные конечности, причем немалое количество. Да оно и понятно: от разрыва бомбы и рана тяжелее, а бывает, что и человека не найти.
