Мы спустились с причала на ют "Ташкента" (с корабля сняли много тяжестей, и часть палубы выступала теперь из воды) и присели на кнехты. Пока корабль был кораблем, сидеть на кнехтах не полагалось, но тут это неписаное правило морской культуры уже не действовало. Мы сидели молча - как перед дальней дорогой. И, наверное, каждый из нас чувствовал: куда бы ни привела его военная судьба, какая-то частица души навсегда останется здесь, на "Ташкенте", как остается частица души человека в самом дорогом для него на земле доме.
Под вечер я поехал в город за матерью: мне было разрешено эвакуировать ее в Поти на тральщике. Обратно ехали по набережной почти на ощупь: немцы пробомбили цементный завод, и над мостовой висели тучи мельчайшей серой пыли. В стороне вдруг мелькнула до боли знакомая фигурка человека в картузе с котомкой за плечами. Отец?! Я знал, что гитлеровцы уже ворвались в Краснодар, а от отца за все это время не было никаких известий. Остановив машину, я бросился искать скрывшегося в клубах пыли человека, мысленно говоря себе, что он просто показался мне похожим на отца. И все же это был отец.
- Вот я и добрался! - объявил он, узнав меня. Но напускной бодрости хватило лишь на эту фразу. Губы Николая Кирилловича задрожали, он как-то сразу обмяк и, обнимая меня, зашептал: - Всё, Василий, всё...
- Все только начинается, батя, - утешал я его. - Вся война у нас впереди! А сюда ты поспел очень вовремя. Поедем прямо на тральщик...
Ночью "Груз" покинул Новороссийск. Корабль вел старший лейтенант Якубовский, служивший при мне помощником командира.
Катер и барказ с "Ташкента", которых некуда было пристроить на тральщике, двинулись в Поти своим ходом вдоль берега под командованием Фрозе.
В Новороссийске была оставлена группа наших артиллеристов во главе с командиром башни лейтенантом К. В. Алексеевым. Они находились при баржах, куда погрузили снятые с лидера орудия. Предполагалось, что баржи в самое ближайшее время будут отбуксированы в Поти. Однако война распорядилась и пушками, и людьми иначе. Орудия с "Ташкента", кроме зенитной башни, отправленной на юг раньше, пошли на сушу, на рубежи Новороссийского оборонительного района. Туда же направили наших артиллеристов. В числе других там были известные уже читателю командир зенитного автомата Григорий Гутник и артэлектрик Михаил Филатов из экипажа "Москвы".
В Поти я высказал командующему эскадрой Л.А. Владимирскому общую просьбу прибывших со мною "ташкентцев" - сохранить, если представится такая возможность, наш боевой коллектив, назначить всех нас куда-нибудь вместе, на один корабль.
В той обстановке такая просьба была почти безнадежной, и я это понимал. Но не высказать ее - не мог.
Вместо заключительной главы
Передо мною архивная справка: краткие цифровые итоги боевой деятельности лидера "Ташкент" за первый год Великой Отечественной войны, в течение которого он находился в строю.
Корабль прошел 27 тысяч миль. Отконвоировал без потерь 17 транспортов с войсками и грузами для фронта... На самом лидере перевезено 19300 человек (воинские подкрепления осажденным приморским городам и вывезенные оттуда раненые, женщины, дети) и 2538 тонн боеприпасов, продовольствия, медикаментов и других грузов... Проведено ровно сто боевых стрельб главным калибром (зенитные не в счет)... Уничтожено и подавлено шесть неприятельских батарей, выведен из строя один аэродром, потоплен торпедный катер, сбито и повреждено тринадцать самолетов...
Скупые цифры. И конечно, неполные. Результаты многих стрельб, выполнявшихся по заявкам армейского командования, сюда вообще не вошли. Да и кто мог подсчитать урон, нанесенный врагу нашими залпами, например, с огневых позиций в Феодосийском заливе?
Но не в этом в конце концов главное. Перечитывая архивную справку, я думаю о тех читателях, для которых минувшая война - далекая история. Удалось ли мне в какой-то мере показать им воинский труд корабельного экипажа, тяжелый и самоотверженный труд, стоящий за каждой цифрой такого "боевого счета"? Если удалось, я считал бы это выполнением долга перед боевыми товарищами. Долга перед теми, кто окончил свой путь вместе с нашим славным кораблем. И перед теми, кто, пережив "Ташкент", продолжал сражаться с врагом на других кораблях флота или на берегу.
Воевать всем вместе нам больше не пришлось. У командования эскадры было сперва намерение сделать "ташкентцев" костяком экипажа нового эсминца "Огневой", а меня назначить его командиром. Но достройка "Огневого" затягивалась. А война шла, и то одному, то другому кораблю требовалось пополнить экипаж бывалыми моряками. И постепенно "ташкентцы", прибывшие из Новороссийска на тральщике "Груз", разошлись по черноморской эскадре, а некоторые были назначены в другие соединения и даже на другие моря.
Командиром артиллерийской боевой части гвардейского крейсера "Красный Крым" стал вскоре Николай Спиридонович Новик. В его подчинении остался назначенный на тот же корабль командир зенитной башни "Ташкента" В.Г. Макухин. На разные корабли ушли И.И. Орловский, П.П. Сурин, С.К. Фрозе, Н.Я. Балмасов и остальные офицеры (это слово, впрочем, тогда еще не было у нас в употреблении), старшины и краснофлотцы лидера.
Меня осенью 1942 года назначили командиром гвардейского крейсера "Красный Кавказ". На нем служили вместе со мною до конца войны штурман А.М. Еремеев, минер Л.С. Фельдман. На "Красном Кавказе" я снова встретился с выздоровевшим после ранения Борей Кулешиным. Юный орденоносец, считая себя уже человеком вполне флотским, добился, что из госпиталя его направили к нам в Поти. Поплавав на крейсере, Боря поступил затем в Нахимовское училище, а окончив его, - в Высшее военно-морское училище в Севастополе и стал офицером.
Большинство "ташкентцев", оставшихся в Новороссийске, было зачислено в формировавшуюся там 83-ю морскую бригаду, которая прославилась в дни героической обороны Кавказа и в последующих наступательных боях. В них отличились многие бывшие моряки нашего корабля.
При высадке десанта на Мысхако краснофлотец из боцманской команды "Ташкента" Иван Воронин одним из первых ступил на занятый врагом берег. "Черноморцы, вперед! На нас смотрит родное море!" - крикнул он, увлекая группу бойцов к фашистской полевой батарее, которая била по десантникам прямой наводкой. Забросанная их гранатами, батарея умолкла. После этого Воронин, ориентируясь по тянувшемуся от батареи проводу, нашел командный блиндаж немецкого артдивизиона у подножия горы Колдун. Ворвавшись туда, краснофлотец уничтожил гранатой целую группу гитлеровцев. Отважный моряк погиб в этом бою. На его груди вместе с партийным билетом товарищи нашли фотографию "Ташкента".
