Прошли еще несколько метров, и Кириленко почувствовал, что с потерей крови он потерял и силы – идти дальше не мог. Ординарец пытался было нести своего командира, но, маленький, щупленький, совсем мальчишка, он сам еле держался па ногах, майора не мог даже сдвинуть с места.
Кириленко приказал ординарцу бросить его и пробиваться к перевалу Нарзан. Тот начал возражать:
– Я не могу и не имею права вас бросить одного. Умирать так вместе.
– Чепуху ты городишь. Я вовсе не собираюсь умирать, – твердо сказал Кириленко и тут же, сделав еще одни шаг к стволу дерева, прислонился к нему спиной, чтобы устоять на ногах. – Тебе тоже умирать рановато. Иди. Доберешься к альпинистам – приходите меня выручать... Прощаться не будем.
И ординарец медленно пошел, все время оглядываясь. Кириленко провожал своего верного спутника долгим взглядом и все стоял полусогнувшпсь, как надломленная ветка.
У ординарца сил хватило ненадолго. Мокрая одежда, словно ледяной мешок, сковывала движения. Чем дальше, тем труднее было выбираться из глубоких снежных сугробов. Совсем обессилев, он упал на снег, и подняться уже не мог. Усилием воли он дотянулся к карабину, который лежал рядом, и сделал несколько выстрелов.
На выстрелы пришли разведчики 11-го горнострелкового отряда во главе с Мысиным. Они нашли ординарца в бессознательном состоянии.
Много усилий приложили альпинисты, чтобы привести его в чувство. Когда он открыл глаза и увидел возле себя бойцов, слабым голосом прошептал:
– Идите по моим следам – там... майор Кириленко. Майора нашли живым с сильно обмороженными ногами. Оказали ему первую необходимую помощь. Затем всей группой из десяти человек несли его и ординарца на носилках в течение трех суток. В селении Псху сдали в санчасть . 2-го сводного полка, а оттуда их отправили самолетом в Сухуми.
На этом и обрывается нить воспоминаний о майоре Кириленко, который сыграл огромную роль в обороне Марухского и других перевалов.
Как сложилась его дальнейшая судьба? Хочется верить, что он жив.
В канун 1943 года ночью враг обрушил на наши боевые порядки ураганный минометный и артиллерийский огонь. На фоне черного неба по всей цепи вершин вздымались огненные фонтаны взрывов и отблески их кровавым светом отражались на снегу. Один залп сменялся другим. Ночь превратилась в кромешный ад.
Такая неожиданная ярость врага была просто непонятна. Над этим и ломали головы командир полка, начальник штаба, замполит и офицеры штаба полка.
– Что думает начальник штаба? – спросил Титов. – Это артподготовка перед атакой?
– Чем черт не шутит, когда бог спит.
– Я думаю, что это генерал Ланц решил хлопнуть дверью перед уходом, – заключил командир полка.
Особого ущерба полк не понес, так как ночная стрельба велась беспорядочно.
Находившийся в разведке помначшгаба полка старший лейтенант Орехов доносил: “У подножья Марухского перевала противник не обнаружен. На южных склонах Марухского перевала замечено движение групп и отдельных солдат на север, в направлении Зеленчукской. Разведку продолжаю”.
Вскоре всем полкам 394-й дивизии приказано было форсированным маршем прибыть в Сухуми, чтобы развивать наступление по Черноморскому побережью...
Медленно по топким заснеженным тропам уходили солдаты с перевалов. Спускаться было не легче, чем подниматься пять месяцев тому назад. Те же тропы, пролегающие над обрывами и пропастью, но сейчас они обледенели и припорошены снегом. Более ста километров трудного пути, а на плечах надо нести пулеметы и минометы, имущество и боеприпасы, винтовки и продовольствие. Но не эта тяжесть мучила бойцов – к трудностям они уже привыкли. Тяжко было на сердце оттого, что они навечно оставляли на перевалах – под снежными обвалами, в щелях ледников, под камнем и в диких ущельях – тысячи своих боевых друзей, которые отдали свои жизни за то, чтобы борьба продолжалась, чтобы оставшиеся в живых гнали и били врага до тех пор, пока ни одного чужеземца, пришедшего к нам с мечом, не останется на родной земле.
И когда спустились в долины, в каждом абхазском селе – Чхалте, Цебельде, Захаровне – местные жители восторженно, со слезами радости, с подарками встречали дорогих защитников Кавказа.
Десять дней комсомольского стажа
Мужество многих начинается с примера первых. В числе первых, кто личным, осознанным мужеством вдохновлял бойцов ледового фронта, заставлял их презирать опасности горной войны, был четырнадцатилетний днепропетровский паренек Вася Нарчук. Бывший командир второй минометной роты минбата 155-й отдельной стрелковой бригады, воевавшей на Марухском перевале, Геннадий Васильевич Васильков рассказывал нам, как неожиданно появился Вася в его подразделении.
В 1941 году, в июле, жарком во всех отношениях, Васильков командовал стрелковой ротой и при отступления наших частей из Днепропетровска руководил переправой подразделений через так называемый горбатый мост на Днепре.
Последние подразделения, сильно потрепанные в боях, торопились пройти мост, который уже был подготовлен к взрыву. Жара и пыль висели над переправой плотным липким облаком, и тем бойцам и офицерам, к которым обратился невысокого роста паренек с просьбой не оставлять его здесь, по правде говоря, совсем было не до него. Одни уходили молча, другие спешно отнекивались. Какой-то белобрысый лейтенант в темной от пота и пыли гимнастерке проговорил:
– Дуй скорее к матери, пацан. Не видишь, что делается? Это тебе не кино...
– А у меня нету никого,– сказал парнишка.
– Где же твои родные? – лейтенант лишь немного замедлил шаг и ждал ответа.
– Там,– махнул рукой парнишка в сторону, откуда в ту же минуту послышался рев мотоциклов и резкий стрекот немецких автоматов.
Немецкие автоматчики выскочили к мосту и с ходу открыли бешеный огонь по отступавшим. Был конец дня, прошли почти все войска, но мирных жителей, стремившихся уйти от немцев, было еще много. Они-то и стали жертвами фашистов. Застонали раненые, падая на горячую землю, где-то рядом дико заржала лошадь, уцелевшие поспешили скрыться в ближайших к мосту улицах и переулках. Лейтенант подал команду своим бойцам и бросился на помощь остаткам роты Василькова. Несколько прицельных очередей из ручных пулеметов, и пятеро мотоциклистов повалились в пыль. Васильков подошел к немецким автоматчикам. Некоторые из них еще были живы. Запомнился один, улыбавшийся победно, даже умирая. Он что-то крикнул и потянулся к валявшемуся рядом автомату. Пришлось прикончить его, тем более что с западной стороны города нарастал гул немецких танков.
Вдруг Васильков услышал рядом голос:
