приводились выдержки из показаний арестованных в 1937–1938 годах участников антисоветской организации о Майском. Берия заявил, что эти показания не заслуживают доверия, и дал указание Кобулову подработать вопрос об уничтожении архивно-следственных дел за период 1937–1938 годов. Берия стал выражать недовольство тем, что советская контрразведка, «топчется на месте» и «роется в навозе».
Завершая разговор, Берия сказал:
— Мы здесь думали за вас и приняли решение о проведении некоторых мероприятий по делу Майского.
Майский был помещен в одну камеру с Андреем Яковлевичем Свердловым, который выполнял роль внутрикамерного агента. Сын первого главы советского государства, Свердлов с 1938 года служил в органах госбезопасности. В октябре 1951 года его самого посадили.
Следователь Пыренков показал:
— А 12 мая сотрудник нашего отдела капитан Одляницкий спросил, правда ли то, что Майский отказался от показаний. Я был удивлен вопросом и ответил, что, напротив, Майский расширяет и дополняет свои показания. Одляницкий рассказал, что только что вернулся от Новобратского, к которому ходил по делу арестованного Зинченко, и слышал телефонный разговор Новобратского с кем-то из руководящих работников министерства. Майский, по сообщению внутрикамерного агента, «находится на пути к отказу от своих показаний». 13 мая мой непосредственный начальник полковник Иван Федорович Рублев сообщил, что в поступившей из тюрьмы очередной сводке указано, что Майский просит вызвать его на допрос. Но после вызова к Берии было дано указание воздержаться пока от вызовов Майского на допрос. Я попросил Рублева поставить в известность начальника управления Федотова. Рублев в моем присутствии позвонил Федотову, который дал указание вызвать Майского. Я тут же вызвал Майского. Однако он отказался сообщить мне причины, побудившие его проситься на допрос, и заявил о том, что хочет видеть Федотова. Только лишь после продолжительного разговора о том, что я имею поручение от Федотова все выяснить, Майский заявил, что его показания о преступной деятельности против Советского государства вымышлены и он намерен заявить об этом Федотову.
Генерал-полковник Богдан Кобулов вызвал Майского 14 мая. Бывший посол заявил заместителю министра, что оговаривал себя и других на следствии, поскольку ему угрожали побоями, и он, смалодушничав, «пошел по линии наименьшего сопротивления». Кобулов отреагировал:
— Советское правительство и министр внутренних дел Берия не заинтересованы в том, чтобы невинные люди сидели в тюрьме.
Но напомнив, что Майский известен всем как англофил и был тесно связан с Литвиновым, Кобулов предложил Майскому рассказать о «действительном характере» его связи с лидерами английской буржуазии.
Майский не отрицал, что у него сложились дружеские отношения с политическими деятелями Англии, но охарактеризовал эту связь как «чисто бытовую». И предложил свои услуги по разоблачению буржуазных фальсификаторов новейшей истории и изъявил готовность работать для органов.
Кобулов живо ухватился за это, спросил Майского, чем именно он может быть полезен Министерству внутренних дел. Майский ответил, что имеет обширные связи среди академиков и может информировать о их настроениях. Отвергнув это предложение, Кобулов спросил Майского, осведомлен ли он о событиях последнего времени. Получив отрицательный ответ, дал указание ознакомить его с газетами. Кобулов сказал следователю:
— Дайте Майскому бумагу, и пусть пишет сам, он не хуже вас может излагать свои мысли.
Вечером Майского вызвали к Берии. Лаврентий Павлович ему сказал:
— Мы можем вас реабилитировать. Это не вызовет никаких подозрений, поскольку в последнее время был уже реабилитирован ряд лиц, и создать вам необходимые условия для легализации ваших встреч с иностранцами, предоставив вам возможность работать в одной из организаций, имеющих соприкосновение с иностранцами, но для этого вы должны продумать свои возможности в смысле установления контакта с иностранцами. Сколько вам потребуется время на обдумывание этого вопроса?
Майский попросил 2–3 дня. Берия сказал, что его вызовут в понедельник, 18 мая, и предложил написать два документа. Первый — официальный, для дела, об отказе от прежних показаний. Во втором документе, о котором, как заявил Берия, никто, кроме присутствующих, знать не будет, Майский должен был искренне и правдиво изложить действительный характер своих связей с англичанами и другими иностранцами.
Берия спросил Майского, кто сидит с ним в камере. Заметил: Свердлов только помешает собраться с мыслями и изложить их на бумаге, и дал указание поместить Майского в отдельную камеру и улучшить ему условия содержания. Андрея Свердлова 18 мая выпустили.
Рассказ следователя Пыренкова:
— В первых числах июня Федотов поручил Питовранову совместно с Майским подработать предложения по использованию последнего в игре с англичанами. Питовранов вызвал меня к себе и просил высказать мои соображения по поводу использования Майского. Я ответил Питовранову, что поведение Майского считаю неискренним и что в обстановке, когда Майский отказался от своих показаний, трудно решать вопрос о его использовании в интересах государства. Я доложил Питовранову, что на Майского имеются серьезные материалы. В середине июня, когда я вместе с Рублевым находился на докладе у Питовранова, он дал указание, сославшись на распоряжение руководства министерства подготовить постановление о прекращении дела Майского. После ареста Берия я получил от Питовранова указание написать в ЦК КПСС письмо по существу дела Майского и составить справку по материалам дела. В середине июля эти документы были переданы Федотову. Однако лишь 21 июля заявление Майского с короткой препроводительной было направлено товарищу Маленкову.
Внезапный арест самого Берии, от которого соратники спешили избавиться, все изменил. 11 июля на Лубянке провели партийный актив МВД. Только что арестованного Берию разоблачал секретарь ЦК Николай Николаевич Шаталин, временно назначенный по совместительству 1-м заместителем министра внутренних дел. Сдержанный и суховатый, он в ЦК по поручению Маленкова ведал кадровыми делами.
Во всех управлениях и отделах МВД провели партийные собрания. И все единодушно клеймили недавнего начальника. Но вовсе не за пытки и расстрелы невинных людей! Напротив, чекисты требовали возобновить «дело врачей» и другие остановленные Берией оперативные и следственные дела. Арестовать тех, кого отпустили на свободу после смерти Сталина. Выступавшие на собрании в Главном управлении контрразведки горячо говорили, что «вражеская деятельность врачей доказана», и вносили предложение: «просить руководство министерства пересмотреть решение об их освобождении». Один из следователей 1-го главного управления МВД обратился в ЦК: «Мы, маленькие рядовые работники, были растеряны, когда нам сказали: „это поворот в карательной политике“, „мы не можем держать в тюрьмах интеллигенцию“, „освобождение врачей — дело большой политики“. Многие сомневались, но не решались жаловаться на неправильность этих действий, частью боясь за себя, а частью считали,
