— Конечно… Если вы так думаете, дорогая… Я сейчас же сделаю так, как вы советуете.
Он вернулся в ванную. Биргит слышала, как Танака взял расческу и щетку…
«Не сдали бы нервы… сейчас… в последний момент!» — со страхом подумала Биргит. Руки ее дрожали так сильно, что едва держали конверт и записку. Она стиснула зубы и усилием воли заставила себя успокоиться. Еще раз взглянув на записку, Биргит вложила ее в конверт и сунула его в карман смокинга. Когда Танака вернулся в гостиную, она, полностью успокоившись, встретила его приветливой улыбкой.
— Ну, как вы находите меня? — спросил сияющий Танака. — Теперь я вам нравлюсь?
Сев на ручку кресла, она окинула его оценивающим взглядом и, одобрительно кивнув, сказала:
— Вы великолепны, Сабуро! Но пойдемте же наконец!
— Мы пойдем. Но не раньше, чем я поблагодарю вас за добрые советы.
Он хотел снова ее обнять, но она увернулась.
— Прошу вас, дорогой, не надо…
— Вы правы, но позвольте мне поцеловать хотя бы край вашего платья?
Он нагнулся и поцеловал ее платье.
— Какие тонкие у вас духи, дорогая Биргит. Парижские?
— О нет. В Париже сейчас немцы, и оттуда духи давно уже не привозят в Японию. Эти из Индокитая.
— Как они называются?
— «Мей-Линг».
— «Мей-Линг»… Какое замечательное название! Я этот запах никогда не забуду.
— Сабуро!.. Мы пойдем на выставку или нет?
— Конечно, дорогая… Обязательно пойдем. Сейчас только… — Он достал из смокинга конверт, открыл небольшой сейф, искусно замаскированный за большой картиной, и, спрятав в него конверт, тщательно закрыл. — Вот так… Ну а теперь пойдемте.
Танака вежливо пропустил Биргит вперед, помог надеть шубку и, взяв девушку под руку, повел по темному парку. Через едва заметную в зелени калитку они прошли
218
прямо в сад отеля Киусу, где была устроена выставка кимоно.
Их появление в вестибюле отеля произвело сенсацию. Танака, человек влиятельный, был хорошо известен в высших кругах Токио, красавицу шведку большинство видело впервые.
Выставка в отеле Киусу была чисто японским мероприятием. Все без исключения дамы и почти все мужчины, собравшиеся в большом зале, были одеты в старинные национальные костюмы.
— Вы были правы, дорогая, — отметил при входе Танака, — мой смокинг был бы здесь совсем некстати.
Они сели за столик, который предусмотрительный Танака заказал заранее.
Вполголоса Танака называл имена собравшейся здесь знати. Биргит сначала подумала, что она единственная европейская женщина, но через несколько минут увидела среди японок супругу министра иностранных дел, чистокровную немку. Та тоже была в кимоно.
— Кроме госпожи Гото здесь немало и других японок европейского происхождения, — пояснял Танака. — Видите даму, которая сидит слева от колонны? Это графиня Мийаки, француженка… Перед нами — госпожа Окада. Она родом из Голландии. У нас не считается необычным, если японец — выходец из высших сословий — привозит себе жену из Европы.
Биргит рассматривала этих дам с некоторым любопытством. Ей показалось, что они производят впечатление людей, хорошо прижившихся на новой родине.
— Мне думается, правительство неодобрительно относится к подобным смешанным бракам.
— Да, это так… Но лишь отчасти и не всегда, — с иронической улыбкой согласился Танака. — В наших кругах европейско-японский брак никого не шокирует. Ведь мы выбираем лучших женщин!
Даже из этого намека она не поняла, какую цель преследовал Танака, появившись с ней в этом обществе, и почему придавал этому такое большое значение. Она не знала, что даже министр иностранных дел перед помолвкой приводил сюда свою будущую жену и что граф Мийаки, приехав со своей невестой из Парижа, впервые появился с ней на такой же выставке. Не могла она знать и того, что Танака пришел сюда с намерением представить ее японскому обществу как свою будущую жену.
Как на любой элегантной выставке в Европе, здесь
219
также выходили на помост манекенщицы и, манерно по-ворачинаясь во все стороны, демонстрировали новые фасоны кимоно, сделанных из самых дорогих тканей, расшитой золотом парчи, расписанного вручную шелка, индийского муслина. Перед глазами мелькал мир красоты и живых традиций древнего народа. Проходили манекенщицы в кимоно для любого возраста и для любого случая: для маленьких девочек и старушек, для невест и замужних, для матерей, гуляющих с мальчиком, и матерей, гуляющих с девочкой, для бабушек и вдов.
В перерыве Биргит взяла сумочку и, извинившись, вышла в туалет. Там в выложенной белым кафелем кабине она вырвала из блокнота листок и написала на нем то, что так интересовало Зорге. Тщательно сложив листок, она обернула его десятииеновой купюрой, уголки которой были смазаны клеем еще дома.
В зал она вернулась расстроенная и мрачная. Это сразу же заметил Танака.
— Что с вами, Биргит?
— Дорогой друг, мне бесконечно жаль… Но вы должны меня простить. Разрешите мне, пожалуйста, пойти домой… Чтобы не испортить вам вечер, я пыталась держаться… Но больше не могу. Если я сейчас же не лягу, то определенно заболею. У меня, видимо, начинается грипп.
Танака был слишком вежлив, чтобы возражать. Он тут же встал и покорно пошел за ней к выходу.
— Вы представить себе не можете, дорогая, как мне жаль, что вы уходите. Но у вас действительно больной вид… В глазах лихорадочный блеск, и руки слишком горячие! — с тревогой в голосе проговорил опечаленный Танака. — Но впереди у нас еще не один вечер…
— Я обещаю вам это, дорогой. Хотя бы потому, что сейчас вы меня правильно поняли. Позвоните мне завтра, и мы проведем вместе целый день.
— Надеюсь, этот день будет очень долгим.
— Во всяком случае, он продлится до следующего Дня, — пообещала Биргит и оглянулась: не следит ли кто за ней?
С минуту они постояли молча, затем он подозвал свободное такси. Танака, конечно, хотел бы проводить ее до дому, но она решительно запротестовала.
— Нет-нет, дорогой! Вам надо остаться. Все эти любопытные женщины, — она кивнула в сторону зала, — захотят узнать, с кем вы сегодня были.
220
— И я им с гордостью отвечу, — прошептал ей на ухо Танака, — кем вы скоро будете, моя дорогая!
Она была слишком возбуждена и не поняла смысла его последних слов. Биргит лишь приветливо махнула и велела шоферу ехать. За воротами сада она назвала шоферу адрес дома, расположенного у моста Хидейохи. Там она расплатилась с шофером и пешком пошла через мост.
У второго столба с правой стороны сидел нищий и держал на коленях старую шляпу. По описанию Зорге она его сразу узнала. Увидев девушку, нищий вздрогнул, но убедившись, что за ними никто не наблюдает, с безразличным видом отвернулся в сторону.
