Его слова сразили меня наповал. Я не знал, что мне говорить, и должен ли я вообще что-то говорить. – До тебя это поздно дошло. Это было уже довольно давно.
– Ну, не так уж и давно. Ты с того времени выходил с ним на связь?
– Спроси его самого.
Он больше ничего об этом не сказал. Вечером я подвез его в аэропорт, и он улетел. Он хотел доставить мне некоторые данные о транзите оружия, как только я вернусь из Вашингтона, и буду знать точное время моего путешествия.
Нашу маленькую поездку мы совершили в пятницу, 4 июля, в День Независимости – национальный праздник в США. В египетское посольство я хотел пойти только в понедельник утром. Поездка прошла без осложнений. Я рассказал Белле, что должен встретиться с некоторыми дипломатами из Заира и подготовиться к командировке туда.
В посольстве все прошло гладко. После того, как я передал свой паспорт сотруднику службы безопасности на входе, меня провели в великолепную комнату, обставленную в светло-голубых тонах. Меня попросили подождать под портретом улыбающегося египетского президента Хосни Мубарака. Несколько минут спустя вошел атташе и очень сердечно поприветствовал меня. Он хотел узнать, не суеверен ли я. Я сказал, что нет. Он сказал, что мой полет намечен на 13 июля – через неделю. Я скрыл это, но я почувствовал слабость в коленях. Мой готовый билет должен был лежать в окошке авиакомпании «Аэр-Лингус» в аэропорту Кеннеди в Нью-Йорке, но мне еще нужно было заплатить за него – они только зарезервировали место. Он дал мне конверт с двумя тысячами долларов. 20 июля я должен был вернуться. По его данным, меня должны встретить в аэропорту и привезти на надежную конспиративную квартиру. Он пообещал мне, что мне не стоит волноваться, и что об оплате моей работы уже говорилось с чиновниками в самом Египте. Он ясно дал мне понять, что из-за своего дипломатического статуса и уважения законов США как принимающей страны он после установления связи не будет больше иметь к этому делу никакого отношения.
– Если Ваша совесть чиста, когда Вы делаете дела с нами, – сказал этот человек с улыбкой, – вам совершенно нечего бояться.
Эта фраза испугала меня больше, чем какая-либо угроза. Но была ли это на самом деле скрытая угроза, или я просто ее так воспринял в своем сомнительном положении?
На обратном пути в Оттаву я был полностью занят своими мыслями. Я чувствовал, как надо мной качается дамоклов меч. Наконец-то я поселился в том месте, где чувствовал себя хорошо, и начал новую жизнь. Теперь я должен был снова отправляться в путешествие в преисподнюю, из которой я так недавно выбрался. Но я знал, что эта новая жизнь была только иллюзией. Я все еще был солдатом на очень далеком передовом посту по ту сторону границы моей страны, границы, которая была так далека и размыта, что никогда не было видно, на какой именно стороне ты стоишь. Это была одна из тех границ, для определения которой нужно было воспользоваться философией, а мне это совсем не нравилось.
Воскресенье, 13 июля 1986 года
Во второй половине дня я прибыл в Нью-Йорк и забрал в кассе свой авиабилет.
Рейс № 986 авиакомпании «Эджипт Эйр» стартовал в 10 часов вечера. У меня еще было достаточно времени. Из-за моих намерений я чувствовал себя не очень хорошо. Все во мне восставало против того, чтобы покинуть безопасные для меня США. В последнее время я имел дело с так многими разведками, что не мог чувствовать себя в безопасности в таком путешествии.
Почти невозможно, что египтяне, имеющие очень эффективную, хотя и немного невежественную спецслужбу, не знали бы хотя бы об одном из моих занятий.
Самолет взлетел вовремя. Что бы меня ни ожидало, возврата больше не было. На протяжении всего полета я не сомкнул глаз из-за чувства вины – я не рассказал Белле, куда я еду. И это я сделал скорее из эгоизма, чем из сочувствия, потому что в таком случае появился бы еще один, кроме Эфраима, человек, который знал бы, где я.
Уже был день, когда мы неслись над сияющим голубым Средиземным морем. Пилот объявил о приближении к каирскому международному аэропорту. Голубое море под нами сменилось впечатляющей желтой массой египетской земли. Чем ближе мы приближались, тем более было душно. Когда мы приземлились, не нужно было даже выходить, чтобы узнать, как тут жарко.
Пятница, 18 июля 1986 года. Каир
Лампочка без абажура, висящая под покрытым плесенью потолком, на короткое время замигала. Я услышал какой-то очень слабый крик во внутренностях здания, которое я считал пустым. Далекие крики сразу бросили меня в холодный пот. Я лег на спину.
Затем снова пришел старик с кружкой свежего лимонада и с едой на подносе. Я ждал этой возможности. Мне нужно было что-то сделать, чтобы обратить на себя его внимание. Когда старик пошел в душевую, я выбросил поднос с едой через дверь. Он едва не задел охранника. В первую секунду я подумал, что он схватится за оружие, чтобы застрелить меня на месте. Вместо этого он ошеломленно уставился на меня, что-то прокричал старику, который быстро покинул комнату. Я снова лег на кровать. Вентилятор внезапно остановился. Но было слишком жарко, чтобы думать об этом.
Я подумал о моем гнусном положении. Я уже четыре дня был в этой камере. Возможность, что она станет моим домом на всю оставшуюся мне жизнь, была ужасна. Чтобы отогнать эту мысль, я представлял себе, что буду делать, как только выйду отсюда.
Я думаю, это произошло как-то сразу после полудня, когда открылась дверь, и вошел большой человек в сером костюме с короткими рукавами. Я как раз принял душ и был одет лишь наполовину. Я принимал душ каждые два часа и был всегда одет только так, что в любое время мог кто-то зайти. Мне помогал мой тренинг. Я не испытывал никаких чувств к тому, что окружало меня. Я перестал бесплодно ломать себе голову и обращал внимание только на то, как выжить.
– Господин Островский? – сказал большой мужчина с приветливой улыбкой. Его лысая голова была так же загорелой, как его лицо. Я повернулся, будто я искал кого-то за моей спиной. – Значит, Вы действительно имеете в виду меня?
Его улыбка стала еще шире. – Я должен попросить у Вас прощения, что не поприветствовал Вас намного раньше.
Я безмолвно уставился на него, все еще в состоянии полусна, к которому я привык. Этот человек мог уйти в любую минуту и никогда больше не вернуться, предоставив мне мучиться в одиночку. Я решил сделать все, чтобы выбраться из этой ужасной дыры. В тишине я забеспокоился, не галлюцинация ли это и что я, похоже, скоро сойду с ума.
– Как только Вы оденетесь, я познакомлю Вас с парой человек, которые Вас уже ждут.
Я кивнул и через десять минут последовал за ним в большой конференц-зал этажом ниже. В конце длинного стола лежала стопка журналов «Бамаханех»[38]. Помещение вполне могло бы принадлежать современному офису, в нем было свежо и чисто, и оно совсем не вписывалось в запущенное здание. В одном углу стояла кофеварка, и в воздухе чувствовался аромат кофе, сваренного по американскому образцу. Большой мужчина предложил мне чашку кофе и показал на поднос с сахаром и молоком. Справа была большая стеклянная стена. Кто-то открыл дверь за зеркалом, из-за чего оно на секунду стало прозрачным. Я увидел, что за ним сидит несколько человек, а в углу стоит камера на треноге. – Для чего эти журналы? – спросил я. Мужчина ответил, что они для меня, и я могу их забрать с собой в камеру, когда мы на сегодня закончим. Это мне совсем не понравилось. Я не хотел назад в вонючую дыру, я хотел убраться из этого проклятого места, но я должен был сохранять спокойствие.
