Бешеное сопротивление темных сил. Гражданская война в полном разгаре, — уничтожение царизма.
Организация пролетариата растет, пропаганда и агитация социал-демократии увеличивается в десятки тысяч раз: все правительственные типографии, etc. etc. «Mit der Gmndlichkeit des geschichtlichen Aktion wird auch der Umfang der Masse zunehmen, deren Aktion sie ist».[21]
Крестьянство само взяло в руки все аграрные отношения, всю землю. Тогда приходит национализация.
Громадный рост производительных сил — вся деревенская интеллигенция, все технические знания бросаются на подъем сельскохозяйственного производства, избавление от пут (культурники, народники etc. etc.). Гигантское развитие капиталистического прогресса…
Война: из рук в руки переходит крепость. Либо буржуазия свергает революционную диктатуру пролетариата и крестьянства, либо эта диктатура зажигает Европу и тогда…?)»
На этот вопрос Ленин не ответил — возможно, был слишком захвачен посетившим его видением будущего. По сценарию действие разворачивается под барабанный бой. Эффект барабанной дроби достигается ритмическим рядом создающих напряжение слов: «но не добито, не убито, не уничтожено, не вырвано с корнем». В первом абзаце прелюдия к схватке, шаг на месте, и вперед, в атаку! Начинается сражение; перед зрителем предстает жуткая картина кровавой битвы. Еще в 1902 году Каутский высказывал предположение, что следующая революция будет борьбой не народа с правительством, а борьбой целых враждующих классов. Именно это и увидел Ленин: смертельную схватку классов — «бешеное сопротивление темных сил», — явившуюся его воспаленному воображению.
Главное, что поражает в приведенном выше провидческом пассаже, так это неопределенность, некая двойственность в ленинском понимании грядущей революции. Революция, говорит он, должна освободить производительные силы, вызвать их «громадный рост»; и тут же — «гигантское развитие капиталистического прогресса…». По-видимому, он имеет в виду государственный капитализм. Предположим, что так. И вдруг откуда ни возьмись устрашающее зрелище — образ крепости, переходящей из рук в руки… Земля отдана крестьянам, но вот «приходит национализация» и землю у крестьян отбирают. И уже нет больше диктатуры пролетариата, теперь действует уже другая диктатура, разросшаяся и гораздо более значительная по своим масштабам — «диктатура пролетариата и крестьянства». И снова противоречие — мы имеем в виду его слова: «полная свобода». Если это так, то отчего же партия «сама по себе», и притом наделена такой властью, что все разговоры о свободе — пустой звук. Но зато где нет противоречий и колебаний, так это в твердой его убежденности: если диктатура победит, то пламенем революции займется вся Европа.
Ленин страстно желал, чтобы революционное пламя вовсю разгорелось. Заметьте, для него это вовсе не было детской игрой со спичками. Нет-нет, в безмятежной, маленькой, уютной женевской библиотеке он уже мысленно грел руки над пока еще еле мерцающими искорками грядущего вселенского пожара.
Однако революция — дело трудоемкое, и в тот момент ее, конечно, было трудно осуществить. Еще не пришло время. Но Ленин торопил его. В апреле того же года он собрал своих единомышленников, чтобы обсудить новую программу действий. Встреча состоялась в Лондоне. На ней, в предвосхищении дальнейших событий, был принят текст обращения к рабочим России, содержавший призыв к вооруженному восстанию. «К оружию, рабочие и крестьяне! — писал Ленин. — Устраивайте тайные сходки, составляйте дружины, запасайтесь каким только можете оружием, посылайте доверенных людей для совета с Российской социал-демократической партией!» В октябре он продолжал взывать: «К оружию!» и, подобно Нечаеву, который когда-то с веселым куражом подстрекал рабочих бить царских приспешников чем ни попадя, обстоятельно перечислял, какие средства тут могут быть хороши: ружья, револьверы, бомбы, ножи, кастеты, палки, тряпки, пропитанные керосином (для поджогов), лопаты (для возведения баррикад), пироксилиновые шашки, колючая проволока, гвозди (годятся против кавалерии)… Он советовал использовать весь этот арсенал средств для того, чтобы убивать сыщиков, полицейских, жандармов; для того, чтобы взрывать полицейские участки, чтобы вламываться в тюрьмы и освобождать заключенных, того, чтобы грабить банки. Он вполне серьезно убеждал рабочих и крестьян идти против царя с «кольем и топором…». Вот что он писал в Боевой комитет при Петербургском комитете РСДРП:
«В таком деле менее всего пригодны схемы, да споры и разговоры о функциях Боевого комитета и правах его. Тут нужна бешеная энергия и еще энергия. Я с ужасом, ей-богу с ужасом, вижу, что о бомбах говорят больше полгода и ни одной не сделали! А говорят ученейшие люди… Идите к молодежи, господа! вот одно единственное, всеспасающее средство. Иначе, ей-богу, вы опоздаете (я это по всему вижу) и окажетесь с «учеными» записками, планами, чертежами, схемами, великолепными рецептами, но без организации, без живого дела. Идите к молодежи. Основывайте тотчас боевые дружины везде и повсюду и у студентов, и у рабочих особенно, и т. д. и т. д. Пусть тотчас же организуются отряды от 3-х до 10, до 30 и т. д. человек. Пусть тотчас же вооружаются они сами, кто как может, кто револьвером, кто ножом, кто тряпкой с керосином для поджога и т. д… Не требуйте никаких формальностей, наплюйте, христа ради, на все схемы, пошлите… ко всем чертям…
Проповедники должны давать отрядам каждому краткие и простейшие рецепты бомб, элементарнейший рассказ о всем типе работ, а затем предоставлять всю деятельность им самим. Отряды должны тотчас же начать военное обучение на немедленных операциях, тотчас же. Одни сейчас же предпримут убийство шпика, взрыв полицейского участка, другие — нападение на банк для конфискации средств для восстания, третьи — маневр или снятие планов и т. д. Но обязательно сейчас же начинать учиться на деле… Пусть каждый отряд сам учится хотя бы на избиении городовых: десятки жертв окупятся с лихвой тем, что дадут сотни опытных борцов, которые завтра поведут за собой сотни тысяч».
Вряд ли рабочие прислушивались к его призывам, потому что все лето и осень 1905 года революция в России развивалась своим чередом. Но Ленин упрямо продолжал разжигать страсти, пытаясь вмешаться в ход событий. 26 июня во время маневров на Черном море на броненосце «Князь Потемкин Таврический» вспыхнул мятеж, и корабль, снявшись с якоря в Одесском порту, вышел в открытое море с поднятым на мачте красным флагом. Царской цензуре удавалось замалчивать это событие в течение нескольких дней, чтобы сведения о нем не проникли в Европу. Ленин, услышав о мятеже на «Потемкине», немедленно вызвал к себе одного из своих соратников, Михаила Васильева, незадолго до этого прибывшего из России. Ленин ему сказал:
