Параноики пишут нолики
На месте западных правительств, кроме таможенного досмотра и визового контроля, не считая «интервью» в посольстве и заполнения самых разных анкет, для соискателей иноземного гражданства или вида на жительство я ввела бы еще один кардинальный вопрос: «Какое у вас настроение?» Если хорошее, то пустить. Если плохое — оставить в России, в этой резервации меланхолии и депрессии, чтобы не заразить духом упадничества и безумия весь мир.
Все это пришло мне в голову, пока я смотрела русский фильм режиссера-эмигранта, снятый на американском материале, на американской технике, на американской пленке. Фильм называется «Гомер и Эдди». Совершенно очевидно с первых же кадров, что американец такой фильм снять не мог (разве что если Фланнери О’Коннор занялась бы режиссурой). Правда, американский подросток из романа Селинджера «Над пропастью во ржи» никчемностью и бесплодными поисками смысла жизни напоминает своего двойника из романа Достоевского, но дойти до полного маразма ему не даст респектабельная американская семья, так что придется с возрастом бросить чудачества и делать карьеру и деньги, и учиться, и жить среди людей.
Нашим подросткам (и их младшим и старшим братьям) было гораздо хуже во времена Достоевского, не лучше и в нынешние времена. У них и родители такие же чудики по-шукшински, либо психи, либо военные преступники (сталинских времен), либо смертники ГУЛАГа. Какое настроение может быть на кладбище, где семьдесят с лишним лет роют братские могилы, а в индивидуальные подселяют новых покойников, уплотняя по ордеру предыдущих; где даже смерть не избавляет от коммуналки, а расселение будут осуществлять, видимо, небесные популисты после трубы Страшного суда, уже на том свете? Коллектив же только вселяет уныние, потому что плохое настроение одиночек, суммируясь, создает такой резонанс, что возникает коллективное помешательство, когда тысячи зареванных коммунистов и хлюпающих носами фашистов оплакивают на площадях совершенно не нужный им Советский Союз или еще какую-нибудь химеру типа равенства и братства. Коллективное помешательство, или паранойя масс, возникает исключительно на базе плохого настроения этих самых зловредных масс.
Так вот, в фильме «Гомер и Эдди» происходит следующее. В старой машине со свалки путешествуют по Америке двое дебилов: один — безобидный и верующий, другая — злобная, опасная, сбежавшая из психушки, где она оказалась после убийства двух ни в чем не повинных людей. В финале фильма она успевает убить третьего на том основании, что у нее, у убийцы, опухоль и жить ей остается месяц. Вы, очевидно, уже догадались, что мог извлечь из такого сюжета русский режиссер? Правильно. Герои — правы, а окружающая их бездушная Америка неправа. Она черствая, она корыстная, она бездуховная. Она предоставляет дебилам лишь одно право — мыть посуду. А за убийство запирает в сумасшедший дом. Будь Эдди нормальна, она вообще села бы на электрический стул. Какое свинство со стороны Америки — так ограничивать свободную инициативу маргиналов. Без денег ничего в этой Америке не дают даже юродивым, даже в публичном доме не обслуживают. Конечно же нас заставляют понять огромную человеческую трагедию слабоумных героев. И конечно же им открывается истина, и их будет Царствие Небесное. А вокруг них супермаркеты, парады, нормальные люди, и все неправы, кроме наших бедолаг. Это вполне по-русски: чтобы последние стали первыми хотя бы на экране. Добро, оказывается, удел нищих и деньгами, и духом. Сия евангельская притча разыгрывается в порядке благодарности заокеанской стране, давшей русскому режиссеру возможность выжить и снять этот самый фильм, получить за него премии и награды, когда пришлось бежать от не в меру духовной Родины. Фильм предельно талантлив, и его нельзя опровергнуть, несмотря на лживость и пагубность его установок. Искусство вообще нельзя опровергнуть на уровне логики и прагматики. Эстетический ряд доказательств опрокидывает даже этические постулаты. Леонид Андреев в «Иуде Искариоте» ухитрился доказать, что предавший Христа — порядочный человек. А Степняк-Кравчинский, Савинков и Юрий Трифонов убедили все прогрессивное человечество в том, что террористы — народовольцы и эсеры — замечательные люди, герои нашего времени. Это сейчас у нас отходит наркоз, и операционная рана болит, болит, болит… Нам ампутировали наши кумиры наши установки, наши эстетические ценности. Насилуя себя, давясь словами, не смея посмотреться в зеркало, мы стараемся возненавидеть Желябова и Перовскую, Каляева и Фигнер и полюбить тех жандармов, которые их ловили и вешали. Сильные люди делают это, молча корчась от боли, кусая губы, чтобы не закричать, как под пыткой. Слабые вопят под красными флагами на площадях, и судороги их боли переходят в оскал агрессии, и мы с облегчением перестаем их жалеть, потому что их страдание уродливо, дисгармонично и опасно для общества. Попробуйте пожалеть собаку, которая вас только что укусила! А когда кусаются лозунги, и речи, и целые митинги, всякую жалость вытесняет страх, что перегрызут горло — тебе, твоей семье, твоим друзьям, — и помимо воли складываются чужие слова: «…как бешеных псов». Слово «расстрелять» мы еще не можем произнести, это очень сильный внутренний запрет, но есть много паллиативов: «разогнать», «посадить», «обезвредить».
Видит Бог, я хочу, чтобы это противостояние кончилось скорее (в нашу пользу). Потому что если оно продлится, как бы мы не научились выговаривать слово «расстрелять». Так что настроение мрачное у всех, ведь тезис «Добить гадину!» предполагает, что и гадина будет чувствовать себя неуютно, и добивающие ее Георгии-победоносцы тоже кайф ловить не смогут. Во-первых, остатки правозащитно-гуманитарного подхода сказываются: добивать хоть и необходимо, но неприятно и тягостно. А во-вторых, нет никакой гарантии, что это ты добьешь гадину, а не она — тебя. Гадина ведь с тысячелетним стажем соборности, общинности, коммунитарности, колхозности etc. У этой гадины небось семь поясов в карате и первый разряд по фехтованию. А демократы, прямо как Давид, идут с одной пращой. Самое время Богу помочь демократическому теляти волка з’исты.
По фильму «Гомер и Эдди» понятно, какое настроение у русских талантов доминирует. Параноидально-паническое. Впрочем, у бездарностей такое же. В фильме, по сути дела, отстаивается преимущество слабоумия перед умом, безумия — перед разумом, преступления — перед законопослушанием, бедности — перед достатком, лености — перед усердием. Гомер и Эдди, конечно, займут почетное место в эстафете литературных поколений: от семьи Мармеладовых, князя Мышкина, Родиона Раскольникова, братцев Карамазовых, Шатова, Кириллова, Верховенского и Ставрогина до Егора по кличке Горе из шукшинского романа. В доброй, умной, здравой, ясной и чистой Америке режиссер не нашел ничего, кроме «отходов производства», и воспел эти отходы, и доказал их правоту нам, неамериканцам, ибо это наше классическое видение предмета — через унижение, бедность, беду, падение и глупость.
