Значительная часть этих офицеров принадлежала к польской интеллигенции – это преподаватели университетов, инженеры и видные граждане, которые были мобилизованы как резервисты. До весны 1940 года время от времени появлялись вести о существовании этих военнопленных. Начиная с апреля 1940 года об этих трех лагерях ничего абсолютно не было слышно. Никаких известий об их обитателях не появлялось в течение 13 или 14 месяцев. Они, несомненно, находились под властью Советов, но ни писем, ни сообщений, ни каких-либо вестей не поступало от них. Не было и бежавших из этих лагерей.
Когда Гитлер застиг русских врасплох своим вторжением 22 июня 1941 года, отношения между Россией и Польшей сразу же изменились. Россия и Польша стали союзниками. Генерал Андерс и другие польские генералы, которые до сих пор содержались в суровых условиях в русских тюрьмах, теперь были вымыты, одеты, освобождены, их приветствовали и взяли на высокие командные посты в польской армии, которую Советы в то время создавали для борьбы против германских захватчиков. Поляки, которые уже давно беспокоились о судьбе большой группы офицеров в трех лагерях, просили об их освобождении, чтобы они могли вступить в новую польскую армию, для которой они представляли исключительную ценность. Около 400 офицеров было собрано из других частей России, но не было ни одного из этих трех лагерей, находившихся теперь в руках немцев. На свои неоднократные запросы поляки не могли получить никакого ответа от своих новых товарищей по оружию.
Польские руководители, имевшие теперь доступ ко многим представителям советских властей, с которыми они сотрудничали и которые помогали им создавать армию, замечали в ряде случаев смущение русских должностных лиц, однако никаких сведений о местонахождении 14 500 обитателей трех лагерей не поступало и не было ни одного спасшегося оттуда. Это, естественно, вызвало подозрение и привело к трениям между польским и Советским правительствами.
* * *
Война продолжалась. Немцы удерживали в своих руках территорию, на которой находились эти лагеря. Прошло еще около года. В начале апреля 1943 года Сикорский был приглашен на завтрак на Даунинг-стрит, 10. Он сказал мне, что имеет доказательства того, что Советское правительство убило 15 тысяч польских офицеров и других военнопленных, находившихся в советских лагерях, и что они были погребены в огромных могилах в лесах, главным образом вокруг Катыни.
Он утверждал, что у него есть масса доказательств. Я сказал: «Если они мертвы, вы ничего не сможете сделать, чтобы их воскресить», он ответил, что не смог удержать своих людей и что они передали сведения об этом в печать. Не сообщив английскому правительству о своих намерениях, польский кабинет в Лондоне 17 апреля опубликовал коммюнике, в котором говорилось, что он обратился к Международному Красному Кресту в Швейцарии с просьбой послать делегацию в Катынь для расследования. 20 апреля польское правительство предложило своему послу в России запросить у русских разъяснение по поводу версии, распространяемой немцами.
13 апреля 1943 года германская радиостанция открыто обвинила Советское правительство в убийстве 14 500 поляков, находившихся в трех лагерях, и предложила провести международное расследование на месте, чтобы выяснить их судьбу. Для нас нет ничего удивительного в том, что польское правительство ухватилось за этот план, однако Международный Красный Крест сообщил из Женевы, что не может предпринять никакого расследования, если не получит соответствующего предложения со стороны Советского правительства. Поэтому немцы сами провели расследование, и комиссия экспертов, созданная из представителей стран, находившихся под влиянием Германии, составила подробный доклад, в котором утверждалось, что в общих могилах было обнаружено свыше 10 тысяч трупов и что документы, найденные у убитых, а также возраст деревьев, выросших на месте захоронения показали, что убийство было совершено весной 1940 года, когда этот район находился под советским контролем.
Затем, в сентябре 1943 года, район Катыни был снова занят русскими. После освобождения Смоленска была создана комиссия, состоявшая исключительно из русских, для расследования судьбы поляков, находившихся в Катыни. В докладе этой комиссии, опубликованном в январе 1944 года, утверждалось, что эти три лагеря не были эвакуированы своевременно вследствие быстрого наступления немцев и что польские военнопленные попали в руки немцев и были ими позже истреблены. Если верить этой версии, то надо признать, что около 15 тысяч польских офицеров и солдат, о которых ничего не было слышно с весны 1940 года, попали в руки немцев в июле 1941 года и были ими позже уничтожены, причем не удалось бежать ни одному человеку, который мог бы что-либо сообщить русским властям, польскому консулу в России или подпольному движению в Польше. Если вспомнить о замешательстве, вызванном наступлением немцев, и о том, что охрана лагеря должна была бы сбежать по мере приближения захватчиков, и обо всех последующих контактах в период русско-польского сотрудничества, то поверить в эту версию означает поверить на слово…
Я совершил одну из своих редких поездок в Чартуэлл, чтобы провести ночь в своем коттедже. Мне сообщили по телефону, что советский посол хочет немедленно встретиться со мной и уже выехал. Майский появился необычайно встревоженный. Он привез мне послание от Сталина, в котором говорилось, что после отвратительных обвинений, которые были опубликованы по инициативе польского правительства в Лондоне, в том, что русские убили польских военнопленных офицеров, соглашение от 1941 года будет немедленно денонсировано. Я сказал, что, по моему мнению, поляки поступили неразумно, распространив или приняв участие в распространении такого сообщения, но что, как я искренне надеюсь, такого рода ошибка не приведет к разрыву их отношений с Советами. Я набросал проект телеграммы Сталину в этом плане. Майский продолжал доказывать лживость этого обвинения и привел различные доводы, чтобы подтвердить физическую невозможность совершения этого преступления русскими. Я многое слышал об этом из различных источников, но не пытался обсуждать факты.
«Мы должны разбить Гитлера, – сказал я, – и сейчас не время для ссор и обвинений».
Но ни словом, ни делом я не смог предотвратить разрыв между русским и польским правительствами. Это создало много неудобств. Но все же нам удалось вывезти много польских солдат, их жен и детей из России. Этот благотворный процесс протекал судорожно, и я продолжал формирование и оснащение в Персии трех польских дивизий под командованием генерала Андерса.
