широкую сеть комитетов во всех американских штатах. Целью каждого такого комитета было оказание влияния на избранных от штата конгрессменов с тем, чтобы они голосовали в поддержку мероприятий конгресса, выгодных греческой стороне. Комитеты старались также воздействовать на общественное мнение через прессу.
Как правило, это делалось через письма в редакции, которые публиковались газетами вместе с редакционными комментариями. А с помощью писем и телеграмм на адрес конгрессмена оказывалось влияние на него лично. В офисах конгресса обычно подсчитывалось количество звонков и писем от избирателей. Если писем и звонков от избирателей-греков в каком-то округе было много, то это означало, что конгрессмену от этого округа необходимо обратить особое внимание на их требования. Причем, по американским правилам, получая эти обращения от избирателей, аппарат конгрессмена обязан подготовить ответы, которые подписывает сам конгрессмен (члены конгресса делают это не лично, а с помощью электронной машины, имитирующей их подпись). Эта процедура – основная в американском политическом пиаре.
В период, о котором я пишу, греческое лобби существенно увеличило объем писем и звонков с мест, раздавая избирателям образцы и «рыбы» для написания писем, телеграмм и подготовки телефонных звонков. Работая в Вашингтоне, я по мере возможности усиливал процесс давления в округах. Надо сказать, что в греческом лобби у меня были, разумеется, коллеги и союзники в разных местах США.
Координационным центром нашей работы был Греко-американский институт (AHI) [138], общественная организация греко-американцев, созданная в августе 1974 г. в связи с турецкой оккупацией Кипра. Фактически это был комитет политического действия, скопированный с эффективно работающих организаций еврейского лобби в США.
Я старался и через этот Институт, и лично через сенаторов и конгрессменов и через их аппараты поднять качественный уровень циркулировавшей информации, повысить личную квалификацию «просителей» и «получателей», так чтобы содержание обращений было разумным и правильным – и фактически, и политически. Территориально я перемещался между моей основной базой, Вашингтоном, и Нью-Йорком, Чикаго, Торонто и другими городами Северной Америки. Позже, оставив дела в Вашингтоне на двух своих заместителей, – Алексиса Филактопулоса и Екатерини Кумариану, хорошо ладивших с послом Менелаосом Александракисом, – я даже переехал в Нью-Йорк, где одновременно занимал пост главы отдела печати и информации греческого консульства и где у меня также было хорошо налаженное сотрудничество с постоянным представителем Греции при ООН Георгиосом Папулясом, одним из наиболее блестящих греческих дипломатов. (Во второй половине 70-х – первой половине 80-х годов он также представлял Грецию в Анкаре и Вашингтоне.) Семью я тоже перевез в Нью-Йорк, в купленный мной к тому времени дом на Лонг-Айленде.
Консульство и греческая миссия при ООН помещались в одном здании на 79-й улице в восточной части Манхэттена, и там действовал принцип экстерриториальности, так что люди Киссинджера не могли меня там достать, и я работал более спокойно, чем в Вашингтоне. Бюро печати и информации я переместил из подвала консульства в офисное здание на 5-й авеню, где раньше располагалась Национальная греческая туристическая организация в Америке, сильно пострадавшая от пожара. Правовой статус этой организации у американских властей был неопределенным, и, открыв там Бюро печати и информации, я придал этому зданию статус помещения структуры ООН. Затем я обратился к лидерам греческой общины в Нью-Йорке и попросил их произвести ремонт за счет общины, что они и сделали. Руководитель НГТО перевез свою организацию в Онассис-тауэр на другой стороне улицы и с радостью уступил мне право аренды старого здания на 33 года. Через несколько лет Бюро печати и информации также переехало в Онассис-тауэр.
В решении своих задач я использовал близкие контакты и с АHI, и с сотрудниками сенаторов и конгрессменов, которые занимались внешней политикой, и даже по мере возможности с самими сенаторами и конгрессменами. Например, я много работал с руководителями аппаратов сотрудников комитетов по международным делам сената и палаты представителей конгресса – соответственно, Карлом Марси и уже упоминавшимся мной Джимом Пайросом. Оба представляли собой неиссякаемые источники информации, обращавшейся в конгрессе, и имели большой опыт написания и подготовки законодательства.
Джим Пайрос стал впоследствии моим близким другом и после завершения своей карьеры в Вашингтоне жил в Детройте. Он оказал мне неоценимую помощь в работе. Я также довольно тесно общался и даже, можно сказать, дружил с сенатором Полом Сарбейнсом и членами палаты представителей Джоном Брадимасом и Бенджаменом Розенталем. Сарбейнс и Брадимас считались главными греками конгресса и были важным ресурсом поддержки для греческого лобби в США. Надо сказать, что опыт, приобретенный мной в Центре средиземноморских исследований, и связи с политологами и экспертами в области международных отношений очень помогли мне в моей работе в конгрессе. Многие из специалистов, с которыми я имел там дело, уже были частыми посетителями нашего Центра, и мы были хорошо знакомы.
Огромный вклад в организацию и работу греческого лобби и политическую мобилизацию греческой диаспоры внесли два человека – уже упоминавшийся мной выше Тед Кулумбис и еще один профессор греческого происхождения – Никос Ставру. С Тедом Кулумбисом мы много работали вместе над повышением научного статуса и прикладного значения Центра средиземноморских исследований – готовили аналитические материалы и программные политические документы, организовывали и проводили конференции и семинары, а также занимались издательскими проектами. Никос Ставру стал ответственным редактором «Средиземноморского обозрения» [139], финансировавшегося в Вашингтоне крупным греческим судовладельцем Кириаку.
Но, как я уже отмечал, самую важную роль в налаживании организованного лоббирования греческих интересов и противодействия протурецкой политике США играл уникальный политический деятель Юджин Россидис.
Россидис прославился еще молодым человеком в качестве капитана команды Колумбийского университета, которая под его предводительством единственный раз за всю двухсотлетнюю историю университета выиграла чемпионат по американскому футболу. Неудивительно, что перед воротами университета установлена бронзовая статуя героя во весь рост с футбольным мячом в руке.
Карьера Россидиса в политике была не менее напористой, чем его действия на футбольном поле. В разные годы он занимал различные, в том числе высокие, государственные посты (например, пост заместителя министра финансов в правительстве президента Никсона) и считался одним из самых успешных юристов в Нью-Йорке, наряду со своим партнером, бывшим госсекретарем США Уильямом Роджерсом. Россидис не только создал Американский институт эллинизма, которым управлял как спортивной командой, но и победил в решающей схватке со своим политическим оппонентом Генри Киссинджером. Но об этом чуть позже.
Я уже писал, что не ждал легкой жизни, когда снова ехал в Америку.
И действительно, работать мне и моим коллегам и единомышленникам оказалось очень и очень непросто. Фактически Греция находилась в ситуации, когда ее врагом была не только Турция, но и крупнейшие структуры американского правительства. Поскольку в Америке было мало турецких иммигрантов и не существовало турецкого
