– Кто такой? – спросил командующий.
– Да тот симпатичный хохол, который отличился еще на “Сенявине”!
– А, вспомнил. Ну, если вы его требуете к себе, я не возражаю.
Командующий никогда не видел меня, так что “вспомнить” не мог. Подобный разговор никогда не происходил. Все было гораздо проще. Однако, командир должен был показать всем, что именно он формирует команду, именно он помнит “своих” офицеров, именно его просьбы не могут быть неудовлетворенными командованием флота. И “хохлом” я не был.
– Дежурный по низам! Отнесите вещи лейтенанта в каюту! (Все повторяется). Вы, доктор, сегодня можете отдыхать, устраиваться. С завтрашнего утра можете приступать к работе. Если есть вопросы ко мне, прошу в любое время заходить в каюту.
– Да, товарищ командир! Вопросы у меня есть. И от их решения зависит, насколько качественно и с какой отдачей я смогу работать на корабле.
– Хорошо, лейтенант, потом. Идите.
XXX
В каюте № 26, штатной каюте начальника медицинской службы, на верхней койке лежал капитан-лейтенант, имеющий некоторое сходство с Басовым в роли Дуремара из “Буратино”. Дуремар спал. Переборки были выкрашены в шаровый цвет, как и внешние контуры крейсера. Шторы, положенные по штату каюты, отсутствовали. На столе стоял телефонный аппарат и лежало около десятка истрепанных папок “Дело”. Нижняя койка представляла собой щит из неоструганных досок. Под умывальником стояли две гири. Своей мрачностью и убогостью, каюта напоминала келью отшельника с острова Валаам.
Разбуженный произведенным моим вселением шумом в каюте, Дуремар открыл глаза и молча уставился на меня. Доктор решил почему-то, что военмор страдает головной болью, так как гримаса на лице проснувшегося даже отдаленно не напоминала приветливость и радушие, с каким обычно встречают моряки вновь прибывающих товарищей.
– Начмед Иванов, – представился доктор. – Служил на “Пожарском” и “Бородино”. Сейчас, как я понял, служить будем вместе.
Дуремар никак не отреагировав на незваного гостя, продолжал лежать. Я пустил в ход козырного короля в надежде расшевелить негостеприимного хозяина.
– Давай-ка, дружище, прыгай с ветки! За мою прописочку могу, не отходя от кассы, предложить по пять капель.
Дуремар, выражение лица которого не изменилось, изрек:
– Меня зовут Славой.. Начальник химической службы. Фамилия Серебряный. Я не пью.
И замолчал.
– Ты что, дустом присыпанный? – удивился доктор. – Сказки рассказывать будешь своей бабушке. Слазь, кому говорю!
Никакой реакции. Ладно. Не каждое лыко в корабельном переплетении лаптей в строку.
Через пять минут, добив доктора окончательно, начхим произнес:
– Я не пью! – и встал с постели.
– Я, Петя, сегодня же перееду в свою каюту. Просто здесь мне было удобнее в отсутствие начмеда. Могу прямо сейчас уйти, если ты хочешь.
По закону дружбы и войскового товарищества было бы невежливо со стороны доктора признаться, что химик исключительно проницателен. Прямо-таки телепат.
– Ну что ты, Слава! Какие могут быть претензии! Живи... пока.
Однако, капитан-лейтенант, прихватив гири, считая их наиболее ценным имуществом, удалился. Через пять минут в каюту пришел старшина команды химиков и унес папки “Дело”, захватив туалетные принадлежности, побросал в картонный ящик из-под папирос “Беломорканал” вещи, прихватил с нижней полки деревянный щит и... молча удалился.
XXX
Первоочередной задачей встала проблема наведения порядка в каюте. В списке телефонов КАТС я нашел номер амбулатории и позвонил.
– Дзержинский на проводе, – раздался в трубке голос. Акцент явно свидетельствовал, что Дзержинский родился в республике Средней Азии.
– Вас беспокоят из кабинета № 26 Смольного. Зайдите ко мне, товарищ Дзержинский. Говорит начмед крейсера лейтенант Иванов.
Крякнув от неожиданности, Дзержинский четким голосом, но с акцентом произнес:
– Ест! Извинитэ, товарыщ лэйтэнант!
Через минуту в дверь постучал и, получив разрешение, вошел старшина второй статьи. Ушами его можно было освещать помещение или жарить на них яичницу с колбасой.
– Старшина команды медиков, фельдшер, старшина второй статьи Ходжаев, – представился вошедший.
– Садись, Дзержинский. Меня зовут Петр Иванович. Сразу же определим задачи. На ознакомительные беседы время выделим позже. Посмотри вокруг. Как ты считаешь, можно жить в подобном сарае? Нет. И воспитывать личный состав здесь тоже нельзя. Тем более, работать с Дзержинским. Сколько ты прослужил?
– Два года. За “Дзержинского” прошу прощения.
Вопрос о сроке службы не праздный. От него зависит, какие поручения можно дать моряку и что исполнять самостоятельно, организуя исполнение по официальным каналам.
– Два года – это не год. Посему ставлю тебе задачу. Первое. Каюта должна быть выкрашена в светло-голубой цвет. Второе. Новые прикроватные шторы, шторки на иллюминаторы, шторы к умывальнику. Третье. Сейф, установленный и закрепленный по всем правилам надежного обеспечения сохранности секретных документов. Четвертое. ГКС (громкоговорящая связь) с амбулаторией. И пятое, наконец. Холодильник. К нему приложение! Колбаса, консервы (не морская курица в томате, конечно!), графин с водой. Три стакана. Записал?
– Так точно! Сколько на все это вы даете времени?
– А сколько тебе нужно?
– Сутки, товарищ лейтенант!
– И даже на колбасу?
– Так точно!
Несказанно удивившись, я, однако, вида не подал.
– Хорошо, даю двое суток.
– Я просил у вас сутки, товарищ лейтенант.
Ну ва-щщщ-е...
– Очень хорошо! Вы отличный старшина, Дзержинский! Думаю, что сработаемся. Мне, как я понимаю, нужно освободить помещение прямо сейчас?
– Так точно!
– Добро, старик! Ухожу. Желаю успеха!
Взглянув на часы, лейтенант ушел. Было ровно 11.00
XXX
Комплектование офицерского корпуса крейсера шло по принципу, провозглашенному командиром: на боевом плавающем корабле должны служить “боевые плавающие офицеры”. Все, что было “в заводе”, обрекалось на сожжение, или, по крайней мере, на “ломку”: ремонтная заводская психология, ремонтная заводская организация, ремонтная культура, заменявшаяся культурой морской. Около тридцати процентов офицеров было списано с корабля и заменено другими. Притом, все “другие” назначены на “Суворов” с “Пожарского”. Следовательно, я в новом коллективе был не одинок в роли новичка. Рядом были друзья, с которыми пройдена не одна тысяча миль, съедено определенное количество соли и выпито несколько декалитров флотского компота. Количество других напитков... типа чая, учету не подлежит.
