Есть у нас такое явление, как разговор женщин о мужьях. И он часто идет по пути — чей муж хуже. Тут каждая из женщин чуть не хвастается пороками мужа и настаивает на том, что ее-то «хуже всех». Когда мы начинаем говорить о том, где и как устроен мир социально, мы становимся именно этими женщинами.
Чей-то муж действительно лучше, а чей-то хуже, но это вовсе не причина, а следствие, и не в этом дело, и да здравствует Антон Палыч Чехов: «Никто не прав — не виноват — и ну его все к черту!»
Наша цивилизация так молода, наши знания так разобщены, что мы живем как инопланетяне. Индия или любая древняя культура для нас Луна и Марс, и нужны экспедиции, путешествия — но культура, увы, не интересует цивилизацию и войну. И мы скорее окажемся на Марсе, чем узнаем тайну Тибета.
Цивилизация всегда была войной на смерть, и это привело ее к истоку — безнравственности и каннибализму. Тут она сыграла с человеком роковую игру.
Рулетка вертится! Ставки растут! Но если это не прекратится, то проиграют все! Тот, кто выиграет все, останется таким же нищим, как те, которые все проиграют, — ни у кого ничего не останется, богатство превратится в черепки.
Сегодня самое страшное — стихия государств, производств и т.д.
(Это ясно! Тут целая тема.)
Прекрасное! Это та цель, которая может спасти. Это иная ориентация! И у Тагора есть прекрасные мысли — заклинания в размышлениях о прекрасном: воздержание и мера, то, что выше полезного!
Да! Полезное — необходимо, но полезное, как единственная ориентация, ВРЕДНА! Ибо сама по себе польза — двуликий Янус, ибо вреднее всего жить — от этого умирают!
Да! А разговор о прекрасном как об эстетическом кажется мне духовным варварством, что это еще за чудо-юдо такое — «эстетическое». «Эстетика!» — ныне, читай, почти что Мода, почти что Дизайн Тут лежит культура без самой культуры, красивое без прекрасного, и вместо него тут воцарилась Ее Высокопревосходительство массовая культура — старая блядь. Старая! Самая старая! Хотите — Медуза Горгона, хотите — еще двадцать мифов. Но кто бы ни был Персей, смотреть на Горгону надо через отражение (читай, через искусство — образ), иначе окаменеешь!
И не урбанистический мир меня страшит, не каменные клетки городов, а окаменевшие народы. А города, кстати, живут настоящей жизнью.
Кстати — для того, чтобы говорить о триединстве вслух: Бог — Отец, Бог — Сын, Бог — Дух святой, надо раскрыть бесконечность значения мифов и мифологических сказок, притч и открывающиеся для каждого времени, для каждого национального характера (разные характеры) объективного этического содержания, смыслового и пр.
(Этического! Этического! а не эстетического.) Шива, Будда, Магомет, Иисус.
Тут трактовка есть не эквилибристика с предметом, не упражнение с булавой или обручем в художественной гимнастике, это не вариации на тему — это новые поколения значений, рожденные от старых, выросшие в новых условиях, продолжавшиеся по всем законом развития по типу изменения и образования видов и родов в живой природе.
О божественном сотворении мира Быков говорил с замечательным ученым Борисом Раушенбахом. Но для нас Бог - Христос, а для Индии, Китая, арабского мира, чтящего Иссу и Мариам, боги другие. Во всех частях света ученые-богословы уточняют свои научные познания, сочетая их с реалиями новых открытий, так же как развивается биология и естествознание, развитие имеет и богословская наука. Так признан крупнейшим богословом Александр Мень, написавший книгу «Сын человеческий» и целый ряд богословских трудов, после его смерти наследники выпустили большой богословский словарь. Энциклопедически образованный ученый не успел завершить многое из задуманного, мы узнали о нем лишь в годы перестройки, но то, что он говорил о Мире и Боге, нас с Р.А., искалеченных атеизмом, взволновало до глубины души. Быков рвался к божественному в искусстве, чувствуя себя проводником его, но это был долгий и трудный путь.
Надо взять миф и его объяснение Фрезером, потом, скажем, Бэконом, потом в разных национальных (то есть первых объединенных в единое) мироощущениях — и тут откроется это развитие. Кстати, и сказки можно классифицировать по роду, семейству, виду и географическому распространению...
Хотя... В духовном развитии будут видны оборотни, преудивительные превращения, переселения душ, распятие, воскресение из мертвых.
Все эти, так сказать, «фантазии» народа не могли бы развиваться, не имели бы общности, если бы человек не встречался с этим в реальном мире своего общения с природой: слова, образы, чувства, взаимоотношения — все это мир, синкретически отраженный в сознании первых духовных существ, в глубине и силе их эмоций, — это реально! Реально в тех возможностях. И если бы что-то не оборачивалось бы по смыслу: ну, скажем, осторожный в трусливого, а бережливый в жадного, то не было бы оборотней. Все противоречия мира получили свое первое «исчисление» в образной системе, где «фантазия» — лишь форма адаптации синкретического понимания. Слово «адаптация» тут очень точное — так приспосабливается к миру ребенок. Ведь он ничего толком не понимает, ибо ему и не надо пока все понимать, он понимает все в принципе, в общем — то есть по самой сути явления желанного или нежеланного и пр. В этом механизм мышления как феномена деятельности духа, а не мозга, а точнее — превращение возможностей мозга отражать мир в органах чувств в мышление как феномен духа. Сознательные взаимоотношения друг с другом и пр. через накопление опыта с той поры, как родилось общение образом и первым его шифром — словом. (Отчего, кстати, возможны переводы с одного языка на другой, ибо язык родился в шифре уже развитой образной и эмоциональной сферы общения.) Хотя «шифр» — это только исток языка, дальше в развитии языка из зернышка шифра, знака, примитивного обозначения родилось и развилось чудо языковой растительности, ландшафта, всего мира вне и внутри человека, при этом опыт и отсутствие его, знание и незнание получили равное по силе и точности отображение. То есть язык сразу развился в сторону, где отражение реального мира многократней и богаче. Так духовность сразу приобрела будущую власть над природой. Мир был только мелодией, а духовный мир — это уже симфонии, фуги, хоралы.
Вот оно! Вот оно! Вот оно то, что отражает музыка: если она, как всякое искусство, — отражение и познание действительности (при этом — духовной действительности!), она познает структуру мира во взаимоотношении с духом. Вариации развития и борьбы мелодий и ритмов — это суть общения мира и духа, это может понять каждый, кто это научился понимать. Это самая крайняя точка превращения реальности в абстрактное построение, в обобщенное до конкретно звучащей образной звуковой системы.
