В 1969 году «Литературная газета» выступает со статьей В. Кокашинского: производительность труда в Акчи в шесть раз, а заработки рабочих — в три раза выше, чем в среднем по совхозам республики.
Статью перепечатывает югославская «Борба» — под заголовком: «Тайна экономического чуда в казахстанском совхозе».
А в 1970 году эксперимент закрывают. Да как!
«Это было похоже на разбойное нападение. В середине дня наряд конной милиции окружил наш завод по производству травяной муки. Людей в буквальном смысле слова стаскивали с тракторов, отгоняли от работавших на заводе агрегатов. Со стороны могло показаться, что идет облава на крупных преступников... А ведь мы начинали свое дело в пустыне, на голом месте. Под палящими лучами солнца, в клубах пыли прокладывали дороги, тянули линии электропередач, а наши жены, старшие дети в это время сами, хозспособом, строили дома. Какое сердце могло выдержать такое...» — вспоминает участник того, эксперимента В. Филатов.
В 1971 году «Литературная газета» послала в Алма-Ату своих корреспондентов, специалистов в области экономики и финансов, и в Союзе писателей Казахстана, в просторном кабинете первого секретаря собрался «круглый стол», на котором — в первый и последний раз — мне довелось увидеть Худенко.
Собственно, никакого круглого стола и в помине не было, стол был прямоугольный, длинный, полированный...
И походил не на стол, а на баррикаду. По одну его сторону сидели Худенко и его товарищи — Филатов, Хван, Ильян, кто-то еще, по другую — работники министерства, ЦСУ, сельхозуправления. По одну сторону на краю стола лежали крепкие, в буграх и мозолях руки с коротко подстриженными, выпуклыми ногтями — мужичьи руки, желавшие одного — работы, просившие об одном — чтоб не мешали... По другую — бледные, анемичные руки чиновников, не способные работать, но способные мешать...
Так мне казалось: по одну сторону, по другую сторону... Многое было тогда не известно, факты воспринимались разрозненно, не связывались между собой. Я не знал, что A. Елеманов, зам.министра сельского хозяйства республики, обращаясь в ЦК КПСС по поводу Опытного хозяйства в Акчи, озаглавил свое письмо так: «Об узаконении экспериментов, открывающих тайну души земледельца». До чего странный, необычный для министерских кабинетов словарь... Не знал я и о том, что в преддверии смерти из больницы писал он в ЦК Компартии Казахстана и Совет Министров: «До излечения от болезни я лишен возможности лично информировать Вас о том, что эксперимент в Опытном хозяйстве... дал положительные результаты — производительность труда опережает рост заработной платы, рентабельность тоже выше, чем у соседей и в целом по совхозам республики. Поскольку некоторые руководящие работники МСХ заставляют подчиненных людей, вопреки здравому смыслу, нормальные цифры превращать в порочащие эксперимент материалы, прошу составить объективную справку... и все материалы рассмотреть в сельхозотделе ЦК КП Казахстана или Совете Министров Казахской ССР»...
А. Елеманова, доктора сельскохозяйственных наук, не было за «круглым столом», он умер годом раньше. Но как бы присутствовал незримо здесь, рядом с Худенко. И там же, рядом были москвичи В. Белкин, В. Переведенцев, B. Ивантер из «Литературки», и солидарные с ними журналисты «Правды», «Известий», «Комсомолки», «Сельской жизни», чье физическое отсутствие вполне компенсировалось хорошо известными публикациями. Все многострадальное наше сельское хозяйство, великое множество занятых в нем людей — все они тоже как бы присутствовали здесь, и что уж говорить о нашей писательской братии: не вникая в доступные лишь специалистам детали, все мы были, ясно же, за Худенко!..
Возникла дискуссия, длилась она три часа. Аким Тарази, тогда еще молодой писатель, собкор «Литературки» выступая, сказал: «Если бы все речи записать на магнитофон, получилась бы захватывающая пьеса, где не надо изменять ни единого слова, ни единой запятой...»
И он написал пьесу. И ее вскоре опубликовал журнал «Театр», И поставил Казахский академический театр... Это была сатира, в которой косвенно, подобно далекому эху, присутствовали намеки на историю Худенко, развернувшуюся вокруг эксперимента борьбу...
Пьеса прошла в театре один-единственный раз. На другой день после премьеры Ивана Никифоровича арестовали.
Соединение двух этих фактов может показаться простым совпадением, если не учитывать, что после закрытия эксперимента в Акчи по приказу министра сельского хозяйства республики материалы против Худенко передали в Прокуратуру, а его самого исключили из партии. И что после «Круглого стола» посланцы «Литературки», составив «памятную записку» в защиту Худенко, добились приема на самом высоком республиканском уровне, но в ответ на свои основанные на точных цифрах аргументы услышали:
— Худенко экспериментировал у нас в двух хозяйствах, когда я был секретарем Целиноградского обкома. Устроил такую безработицу! Еле от него избавились! — так сказал Председатель Президиума Верховного Совета Казахской ССР С. Б. Ниязбеков.
— Это дело у всех навязло в зубах! Худенко развалил хозяйство. Он и его люди — жулики и алкаши.— Так сказал Ю. Бурлаков, зав. сельхозотделом ЦК партии республики.
Корреспонденты усомнились в услышанном. И позволили себе обратить внимание Первого в республике Лица, в кабинете которого происходил разговор, на то, что Худенко — гордость Казахстана...
— Не нужна нам такая гордость,— сказало Первое Лицо.
Так, пользуясь тогдашними дневниковыми записями, восстанавливают ныне детали того давнишнего визита В. Белкин и В. Переведенцев («ЛГ», 1ЛУ.87).
Так ни с чем вернулись они в Москву, где, как говорилось раньше, Первым Лицом — уже не республики, а всего государства — об эксперименте Худенко было сказано, будто на камне вырублено: «Дело преждевременное».
Но в жизни, как в пьесе, за спуском или падением следует подъем, взлет. И если в партии, несмотря на все попытки Ивана Никифоровича, его так и не восстановили, то Прокуратура СССР в ответ, на его жалобу сообщила: «Дело производством прекращено за отсутствием состава преступления» (правда, в ожидании ответа прошло почти два года). И научная общественность в Москве и Новосибирске аплодировала Ивану Никифоровичу — он туда ездил по приглашению, выступал с лекциями, докладами. Помимо Москвы и Академгородка Иван Никифорович побывал в Таллинне, где Эстонская Академия наук оказала ему радушный прием, его приветствовали в Перми... Академики Аганбегян и Заславская хлопотали за Худенко, доказывали важность его эксперимента...
Несмотря ни на что, он не сдавался.
