Лето Эва провела в Лондоне, вместе с матерью, а Мерседес жила в Турвиле, однако в конце концов влюбленные, переодевшись цыганками, сбежали в Бретань, чтобы вместе предаться странствованиям. Они поселились в домике рыбака в Пемполе, где питались исключительно свежей рыбой, которой снабжала их вдова рыбака, и заново набирались сил. В Париже они совершили паломничество в отель «Регина», где жила их кумир Элеонора Дузе.
Заметив ее, завернутую в одеяло, сидящей на балконе, обе женщины разразились рыданиями. В конце их путешествия Эва писала, что любит Мерседес сильнее, чем прежде. Осенью Эва снова отправилась на гастроли со знаменитым спектаклем по пьесе Мольнара «Лебедь», где она блестяще сыграла главную роль. В это же самое время Элеонора Дузе приехала в США на свои последние гастроли, и Эва с Мерседес смогли наконец-то встретиться с ней.
Их роман продолжался еще год, время от времени нарушаемый кризисом недоверия друг к другу или же работой. Летом 1924 года их отношения заметно ухудшились. Мерседес начала терзаться подозрениями и то и дело обвиняла Эву в неверности. Она называла свою подругу «бессердечным созданием с холодным рассудком». Эва писала из Чикаго, что ей необходимо хоть чуточку свободы, в ответна что Мерседес обрушилась на нее с новыми обвинениями. Однако вскоре страсти немного улеглись, Эва приступила к репетициям ибсеновского «Росмерсхольма», а Мерседес подружилась с Павловой и Карсавиной, и троица вместе развлекалась в Нью-Йорке. Так оно и продолжалось — Эва колесила по стране с гастролями, а Мерседес крутила новые романы, развлекалась и строила новые планы.
У Эвы наконец-то дела сдвинулись с мертвой точки с постановкой «Жанны Д'Арк». Волею случая она оказалась за ленчем в одной компании с французским консулом, который случайно обмолвился, что некий французский продюсер по имени Фирмен Гемье как раз подыскивает пьесу для постановки следующей весной в Париже. Эва уцепилась за эту возможность, и в начале 1925 года обе женщины, прихватив с собой собачку Эвы, вместе с художником-декоратором Норманом Бель Геддом отплыли в Париж. Пьесу планировалось поставить в «Одеоне». Эва могла наконец-то воплотить в жизнь свою давнишнюю мечту — сыграть на прославленной парижской сцене. Когда ей было шесть лет, она ежедневно проходила мимо театра по пути в школу. Однако их первоначальный план повлек за собой множество изменений и поправок. Одна из проблем заключалась в том, что Париж оказался для Нормана местом, полным соблазнов. Он словно с цепи сорвался — каждый день напивался и частенько возвращался в номер с разбитой головой после пьяных драк или же вывалившись замертво из такси. «Наш юный американский гений открыл для себя секс, ночные развлечения, богемную жизнь и Париж!» — писала Мерседес.
Наконец в июне пьеса была сыграна в театре «Порт-Сен-Мартен». На премьере присутствовал старый маршал Жоффре. «Жанна Д'Арк» привлекла к себе повышенное внимание публики, как первая американская пьеса, поставленная в Париже на французском языке. Трактовка, данная Эвой своей героине, удостоилась похвалы за «тонкое восприятие и исключительный талант», а декорации, как о них отзывались критики, «отличались изобретательностью и редкой красотой». Эву нередко встречали бурными овациями. Несмотря на видимый успех, пьеса так и не была поставлена в США.
Вскоре после этого тянувшийся три с половиной года роман Эвы и Мерседес завершился. С одной стороны, его «кончину» ускорил тот факт, что у Мерседес появился новый приятель, молодой драматург Ноэль Кауэрд, которому суждено было прославиться в Америке. Он и его помощники приехали в США для постановки «Вортекса», смелой и изощренной пьесы о наркотиках. Команда приплыла на борту лайнера «Маджестик», на котором путешествовали также Эва и Мерседес. Кауэрд отметил про себя, что обе женщины остались недовольны своим вояжем в Европу: «По-моему, они обе пребывали в подавленном состоянии, во всяком случае, их то и дело кидало то в интеллектуальное уныние, то в лихорадочное веселье, и, независимо от настроения, они неизменно носили черное».
В группе Кауэрда находилась его дизайнер Глэдис Калтроп. Она близко сошлась с Эвой, и это событие стало причиной некоего оживления. Дики Феллоуз-Гордон пошла проведать Кауэрда и поинтересовалась, а где же Глэдис. В ответ она услышала следующее: «Все это несколько странно, но они куда-то отправились с Эвой Ле Галльен».
Мерседес в своих мемуарах вспоминает об этом еще более туманно: «Примерно в это время у нас с Эвой было немало причин для взаимного отчуждения».
Роман с Глэдис Калтроп оказался достаточно серьезным, однако существовало и немало других причин для разрыва отношений с Мерседес. Эва была честолюбива, а Мерседес втянула ее в две авантюры, закончившиеся провалом. Самый длительный разрыв имел место, когда Эва познакомилась с Элис Деламар, наследницей значительного состояния. Мерседес намеками, однако с горечью, упоминает в своих мемуарах, что одно жизненное обстоятельство в течение сезона «Сивик Репертори Тиэтр» как раз и снабдило ее необходимыми для этого средствами. Разумеется, здесь не обошлось без финансовой поддержки со стороны Элис, а также финансиста Отто Кана.
Отношения с Деламар позднее еще более упрочились, после того как Элис приобрела участок земли в Вестоне, штат Коннектикут, а Эва поселилась неподалеку.
После марта 1926 года Эва и Мерседес практически не общались. Они должны были встретиться в Нью-Йорке в конце месяца, но Эва осталась в Филадельфии, объясняя это тем, что не хочет доставлять Мерседес лишние страдания. Вскоре после этого их переписка практически сошла на нет, и к октябрю 1927 года в письмах Эвы отсутствуют даже обычные приветствия. Эва попросту вычеркнула Мерседес из своей жизни. Обычно она хранила все полученные письма и оставалась со старыми возлюбленными в дружеских отношениях, однако письма Мерседес Эва уничтожила и избегала ее общества. Они не виделись вплоть до пятидесятых годов. В 1965 году Эва опубликовала статью в память об Элеоноре Дузе, в которой подробно изложила историю своего знакомства с прославленной дивой, исхитрившись, однако, даже словом не обмолвиться о Мерседес.
Гарбо и Мерседес: «Я купила это для тебя в Берлине»
В конце лета 1925 года, вскоре по возвращении из Европы на борту «Маджестик» вместе с Эвой и Ноэлем Кауэрдом, Мерседес получила записку от знакомого фотографа, Арнольда Гента, в которой говорилось, что он снимает портрет самой прекрасной из когда-либо виденных им женщин и хочет, чтобы Мерседес тоже познакомилась с ней. Однако та как раз собиралась навестить отца Эвы в Вудстоке.