Его уволили и разжаловали без права работать на флоте, но с правом ношения военной формы: хотели унизить — пусть, дескать, до старости надевает ее и каждый раз помнит свое место. А он отменил ее, никогда не надевал, не то чтобы носил. Ходил в гражданском костюме, сидевшем на нем, пожалуй, не хуже морского кителя. Звезду Героя Советского Союза носил на левом лацкане пиджака. И пожалованного ему звания вице-адмирала в гражданской жизни тоже не признал. Когда печатал свои работы, подписывал их: «Герой Советского Союза Н. Кузнецов».
Тогда Вере Николаевне казалось: он задыхается в четырех стенах своего дачного кабинета. Но, как сильный человек, он не жаловался. А она чувствовала его боль и страдания, становившиеся ее страданиями и болью. Вот она видит, как он с места на место перекладывает бумаги, ищет себе дело, занятие. Прошел день, другой. Еще несколько дней мучительно сложились в неделю. Но так продолжалось недолго. Он принял решение: он вспомнит Испанию 1936–1937 гг., что делал там и что пережил, напишет обо всем. И память захватила его, и время понеслось, не удержать. Растерянность ушла.
Ходить на службу теперь было не нужно. Всё находилось рядом: кабинет, рабочий стол, старая пишущая машинка. Рабочее время он строго распределил по часам. Работал ежедневно по пять-шесть часов. И так до самого конца, все восемнадцать лет. Скидок на возраст или бессонницу, которой страдал последние годы, не делал. Утром после завтрака дети уходили в школу, а он садился за письменный стол. Учились сыновья. Учился он. Учился упорно. В доме наладился порядок. Новая жизнь вошла в свое русло. И все это он создал сам.
Итак, стал вспоминать Испанию. Люсия Покровская, бывшая переводчицей в Картахене, составила для него список всех моряков-добровольцев (он хранится в архиве семьи. — Р.К.). С каждым из москвичей Н.Г. Кузнецов разговаривал. Узнал, что сведения и документы хранятся в архиве Генерального штаба Министерства Обороны, в том числе подписанные именем Лепанто его донесения 1936–1937 гг.
Запросил документы — ничего не получил. Даже ответа.
Написал В.А. Алафузову, А. Коробицыну (Нарциссо)[24], просил что-либо вспомнить. Напрасно: первый помнил немного, а второй — ничего. Выручила собственная память. У него она, кстати, была отличная. Вышел очерк. И тут помог академик И.М. Майский. Прочтя рукопись, хвалил как первый и единственный очерк очевидца и участника войны на посту руководителя столь высокого ранга, но, так как был уверен, что под фамилией Кузнецов не опубликуют, предложил печататься под псевдонимом. Н.Г. Кузнецов согласился, и очерк напечатал под фамилией Н. Николаев в сборнике статей издательства АН СССР в 1959 г. Это подбодрило. В 1966 г. вышла книга «На далеком меридиане». Получил первые положительные рецензии.
Встречи с людьми стали необходимостью. Однако помех в работе не любил: «делу — время, потехе — час». Это знали дети, соседи по даче, друзья. Заходили, заезжали в часы, когда он был свободен, чаще к завтраку, обеду или ужину.
Память-возвращала все новые и новые имена и события. Записные книжки, заметки, выписки, машинописные листки (Н.Г. Кузнецов в основном писал на машинке. — Р.К.) — это следы его напряженной работы. Многие опубликованы, другие ждут своего часа. И в этой новой жизни Н.Г. Кузнецов не переставал работать над собой.
Собственной волей он, как и прежде, взращивал лучшие качества и черты характера, работая над очерками о Л. Галлере, В. Алафузове, И. Кожанове, Л. Владимирском, Р. Муклевиче, В. Орлове, В. Блюхере, Б. Шапошникове, М. Кольцове, И. Рогове, А. Маринеско…
Порядочность и доброта Н.Г. Кузнецова возвращали людям тех, в ком они нуждались. Большинство тех, о ком он писал, погибли или были забыты.
Следующую книгу — «Накануне» — писал легко и радостно. Она вышла сначала в журнальном варианте, а в 1966 г. отдельным изданием в Воениздате.
Случилось это еще и потому, что Н.С. Хрущева отправили на заслуженный отдых, а новый Генеральный секретарь Л.И. Брежнев в год двадцатилетия победы советского народа над фашистской Германией назвал в своем докладе на торжественном заседании Николая Герасимовича Кузнецова среди выдающихся военачальников Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.
Книга выходила с большими трудностями. На рукопись было заготовлено несколько отрицательных рецензий от официальных организаций. Но положительных оказалось больше. Вскоре состоялось обсуждение книги на заседании Военно-научного общества в ЦДСА.
Пошли потоками письма читателей. Писали бывшие моряки — ветераны, участники событий. Благодарили за честный рассказ о прошлом.
Писали и люди гражданские, и молодежь. Со всех концов страны шли искренние, трогательные отзывы с восхищением и благодарностью автору. Н.Г. Кузнецов был взволнован. К письмам относился аккуратно, старался отвечать. Благодарил. Принимал замечания, с которыми был согласен. Забавно было смотреть, как он по-детски охал от вида вороха писем, вытряхиваемых Верой Николаевной из мешка. Она читала их ему.
Постепенно Николай Герасимович входил в общественную жизнь. Начал выступать на читательских конференциях в Московском доме ученых (дважды), в Академии наук, Московском государственном университете, в научно-исследовательских институтах, библиотеках. Дважды выезжая в городок космонавтов, в Петрозаводск и другие места. Выход книги «Накануне» стал вторым днем рождения Н.Г. Кузнецова как писателя-мемуариста. К.Н. Симонов предложил ему вступить в Союз писателей СССР. Но Н.Г. Кузнецов только улыбнулся в ответ. Писателем он себя не считал.
Почти все очерки, статьи, как и книги Н.Г. Кузнецова, выходили с большими трудностями, с редакторским насилием над текстом. Отчасти это происходило по цензурным соображениям, но были и другие причины. Так, попытка напечатать в 1963 г. очерк о Л.М. Галлере встретила сопротивление главкома ВМС С.Г. Горшкова, который даже выразил свое отрицательное мнение в письме в редакцию «Военно-исторического журнала». Конечно, Н.Г. Кузнецов переживал. Но книгам надо было давать жизнь во что бы то ни стало. Ими он первый начал полемизировать на флотскую тему, открыв дорогу флоту в военной мемуаристике. И продолжал работать для будущего «пользы ради», потому что был убежден, что «опытом минувшего освещается настоящее и будущее».
Часто Н.Г. Кузнецов просил бывших сослуживцев прочесть его работы и отозваться. Сохранилась переписка с адмиралами В.А. Алафузовым Ю.А. Пантелеевым, Л.А. Владимирским, В.Ф.Трибуцем, И.С. Исаковым и др. (отдельные письма ценны с точки зрения установления истины, фактов), письма соплавателей и сотрудников Н.Г. Кузнецова, незнакомых ему людей, которые поддерживали его в трудное последнее восемнадцатилетие, заметки самого Н.Г. Кузнецова о людях и фактах, проливающие дополнительный свет на исторические события, письма Н.Г. Кузнецова в ЦК КПСС и правительство в свою защиту, — Веры Николаевны, моряков-ветеранов и гражданских лиц с требованиями восстановить справедливость. Много отложилось интересных материалов и документов, которые позволяют ярче и полнее представить несломленные личность и характер Николая Герасимовича Кузнецова, его человеческую красоту, время и обстановку вокруг него и значение его творчества для страны, для ее граждан, для ее Военно-Морского Флота, отцом которого, по мнению наших союзников по второй мировой войне, он являлся.
