— Мы, воздухоплаватели, — глаза артиллерии, — говорил он. — Без нас им трудновато. Попробуй не поднять в воздух наблюдателя! Тут же — звонки, требования…
— А фашист, тот наоборот! — смеялся Черкасов. — Только увидит аэростат — начинает усиленно обстреливать и подъемную площадку, и аэростат в воздухе. Нервничает. Здесь мы для них — помеха!
Разные и внешне, и по складу характера, мои новые боевые товарищи казались мне в чем-то схожими и милыми людьми. А схожими, наверное, мы были все вместе в одном — в своей целеустремленности к делу, в желании принести ему наибольшую пользу и в яростном нежелании быть на этой войне, как говорится, сбоку припеку.
Именно в силу этого нежелания Михаил Черкасов тяготился штабной работой и рвался в отряд. «К настоящему делу!» — как он говорил. Участник финской войны, наш начальник штаба имел немалый боевой опыт. Отчаянная смелость и выдержка помогли ему в начале войны выйти во главе отряда из окружения и пробиться к нашим войскам.
Воздухоплаватель со стажем, Черкасов в конце концов добился своего. В начале октября он был назначен командиром третьего отряда нашего дивизиона.
Его тезка, Михаил Скачков, оказался, напротив, прирожденным талантливым штабным работником — требовательным, вдумчивым, аккуратным. В дивизионе Скачкова уважали, хотя, что греха таить, не всем нравилась его требовательность. Казавшаяся подчас неуместной во фронтовых условиях педантичность иных, бывало, просто бесила, но в то же время вежливость, мягкий юмор Михаила располагали к себе. Разница в годах (а я был старше его лет на двенадцать) [22] не помешала нам стать хорошими друзьями. И как тяжело переживали потом в дивизионе его неожиданную гибель. Впрочем, бывает ли на войне гибель неожиданной…
Познакомился я в первый же день появления в дивизионе еще с двумя профессиональными воздухоплавателями. Один из них — старший лейтенант С. Джилкишиев, казах по национальности. В хитроватом прищуре чуть раскосых глаз Саида, во всей его небольшой, даже щупловатой, фигуре, да и в самой манере держать себя, сразу угадывался человек, который, как говорится, прошел огни, воды и медные трубы.
Его товарищ — Владимир Судаков. Он — секретарь партийного бюро отряда.
Разговорились. Выяснилось, что оба командира в воздухоплавательных частях с тридцатых годов.
— Можно сказать, асы своего дела, — говорит Черкасов. — Володя, например, крупный специалист по охране памятников…
И тут я узнаю интересную историю, связанную с делами человека, о котором, пожалуй, никто даже из ленинградцев не знает.
…Тонкие, устремленные ввысь иглы Петропавловки и Адмиралтейства, золотой шлем Исаакиевского собора — гордость нашего города. В те грозные дни они притягивали внимание фашистов, как ориентиры для бомбардировок и артиллерийских обстрелов. Ленсовет принял меры по защите исторических памятников города.
Защитная окраска купола Исаакиевского собора особых трудностей не представляла, а вот с иглой Адмиралтейства дело обстояло намного сложнее. Единственный был выход — зачехлить иглу. Но как?
Поручили это дело спортсменам-альпинистам. А в помощь им, по просьбе Государственной инспекции по охране памятников, командование Ленинградского фронта выделило опытного воздухоплавателя Владимира Судакова.
— Вам, Владимир Григорьевич, прежде чем начнут работу альпинисты, надо суметь закрепить на верхушке шпиля блок и перекинуть через него канат, — объяснили Судакову. — Справитесь? Все необходимое мы приготовили.
Судаков еще при подходе подметил приготовленные баллоны с водородом, коллектор, оболочку аэростата, запакованную в конверт. По конверту сразу определил, что это БД — тысячекубовый. Конечно же, он не годится для такого, можно сказать, ювелирного дела. [23]
«Нужен шар-прыгунок с подвесным сиденьем», — решает он и предлагает достать его на заводе «Красный треугольник».
— И кроме того, — обращается он к руководителю работ, — разрешите взять бойцов из отряда. Они имеют опыт подъемов.
На другой день Судаков опробывает аэростат — поднимается на крышу главного здания, оттуда перелетает на балкон, к основанию шпиля. С земли шар за оттяжки направляют сержанты Пивоваров, Гущин, Сакович.
Непривычно смотреть на Адмиралтейство сверху, но очень уж оно красиво. Чуть ниже балкона башня украшена скульптурами. С земли-то они кажутся малюсенькими, а тут впервые вот так, нос к носу. Пытается Володя Судаков разобраться, какой же ветер символизирует каждая из скульптур. Где тут норд, где ост, а где зюйд, вест? Черт его разберет! Все перепуталось в голове.
Стихии перепутались в тот день не только в голове Судакова. Казалось, и наяву они повздорили между собой. Порывистые ветры то слева, то справа, то прямо в лицо — швыряют легкий шар из стороны в сторону. И вправду прыгунок! Нет возможности подняться выше. Приходится спускаться.
Погода не лучше и на следующий день. «Этак ведь можно просто разбиться, — прикидывает Судаков. — Каким бы ловкачом ни был, а ветром швырнет на стену — и готов…» Тогда воздухоплаватель решает дежурить на балконе Адмиралтейства круглосуточно и при первом же затишье попытаться взять кораблик «на абордаж». Но попытки нескольких дней подняться на иглу пропадают впустую. Никак не дает она себя обуздать.
И вот на рассвете 19 сентября Судаков вновь в воздухе. Отталкиваясь ногами от шпиля с наветренной стороны, он все ближе и ближе подбирается к его верхушке. И когда первый холодный луч солнца скользит, отражаясь багряным светом в парусах кораблика, Володя прочно привязывает себя к верхушке иглы, затем, пообвыкнув минуту и уняв учащенное дыхание, начинает установку блока на перекрестье короны. Десятки глаз внизу в безмолвном ожидании следят за каждым его движением. Но трудно что разглядеть в рассветной блеклой пелене. А Володя уже пропускает через блок канат и дает команду закрепить его концы на балконе. Их тут же закрепляют, и Володя спускается по канату вниз, тем самым как бы наглядно заверяя всех я надежности проделанной работы. [24]
Короткий перекур, немногословные, но участливые вопросы, одобряющие советы, вперемежку с незлобивой руганью в адрес стихий, символы которых, кажется, со злостью взирают на Судакова — зачем их прячут? Ведь сами-то стихии начинают разгуливаться вовсю в поднебесье. Но, как говорится, делу время…
Судаков крепит на аэростате небольшой чехол для кораблика, и шар-прыгунок вновь сдается на семидесятиметровую высоту. Там воздухоплаватель упирается ногами в корону и цепко хватается за кораблик, а тот, как флюгер, вертится во все стороны, словно норовистый конь пытается сбросить надоедливого седока. И никак не изловчится Судаков накрыть его чехлом — сшит он тютелька в тютельку, под размер. Ну что ты будешь делать?!
