И дальше вниз по Волге, Казань, Саратов, Царицын, нынешний Волгоград, побывавший до этого Сталинградом, — вплоть до Астрахани на Каспийском море. На каждом этапе горячее гостеприимство, роскошные приемы, как минимум в ранге полковника, губернатора или начальника полиции, экскурсии, охота, дорогие подарки — все так же однообразно, как пейзаж. Зато разнообразие народов — необычайное: цыгане, буддисты калмыки, мусульмане киргизы, татары, казаки, армяне, грузины, азербайджанцы, деисты ингуши, лезгины, чеченцы, мозаика из антагонистических, но неразрывно связанных народов, религий, культур. Сделанные Александром описания актуальны по сей день и помогают понять генезис тех событий, которые залили кровью Кавказ в конце XX века.
Теперь, когда он путешествует не по воде, а по дорогам, особое значение приобретает общение со станционными смотрителями, которые только и думают о том, чтобы содрать три шкуры с клиента. Александр сходит за генерала — сделанный Калино точный перевод «французского литератора», профессии, указанной в паспорте. В качестве доказательства сего чина Александр прикрепил на свой костюм русского ополченца звезду, дарованную ему Карлом III Испанским. В том случае, если титула и ордена оказывалось недостаточным, чтобы добиться лошадей за разумную цену, всегда можно было прибегнуть к помощи кнута. Конечно, «иностранные путешественники, надо отдать им должное, испытывают отвращение к подобным манерам», но Александр легко приспосабливается ко всякой стране. «Кнут имеет двойную пользу: во-первых, заставляет старосту дать лошадей, а во-вторых, побуждает лошадь двигаться, если опускается не на спину лошади, а на спину ямщика». Если же под рукой нет кнута или он свое отслужил, остается прибегнуть «к удару кулака, которому научил меня Лекур двадцать лет назад и который с тех пор не раз мне послужил, ничуть при этом не изнашиваясь».
В конце октября его принимает калмыцкий князь Тюмен. По обычаю, калмыцкие мужчины приветствуют друг друга, потираясь носами. Александр блестяще выдержал это испытание: «Я горжусь своей ловкостью, и не без основания: известно, что нос у калмыков не является выдающейся частью лица, и не так-то легко откопать его меж двух костистых выступов, служащих передовыми оборонительными рубежами». Княгиня оказала ему особую честь, протянув руку для поцелуя. Александр сожалеет, что «для женщин церемониал не таков, как для мужчин. Я умирал от желания пожелать княгине Тюмен всяческого процветания, потершись при этом своим носом о ее носик». Оглушительная буддистская церемония, скачки, соколиная охота, национальные танцы, в ответ на которые Калино пытается обучить калмыцких дам французской кадрили, верблюжьи бега. Только ради того, чтобы доставить Александру удовольствие, Тюмен приказал согнать десять тысяч диких лошадей и еще извинялся за столь малое количество: если бы его предупредили двумя днями раньше о визите его дорогого друга, «он собрал бы тридцать тысяч».
Само собой разумеется, они пировали. У калмыков Александр ест бифштекс из сырого мяса, гораздо меньше понравилась ему водка из кумыса, но ни один из застольных тостов не остался без его ответного. Тюмен попросил его сказать что-нибудь для трехсот своих всадников, пирующих во дворе. Александр с бокалом в руках подходит к окну. «И все калмыки с деревянной чашей в одной руке и с полуобглоданной костью коня, быка или барана в другой поднялись. Они испустили троекратное «ура» и выпили за мое здоровье. Мой стакан показался тогда князю слишком маленьким для достойного ответа при таком размахе; мне принесли оправленный в серебро рог и вылили туда бутылку шампанского целиком», и вот рог пуст, бурные аплодисменты. Чуть спустя он повторяет свой номер. Вскоре на Кавказе он побьет этот рекорд. Он, обычно пивший лишь воду, по отношению к которой обладал свойствами «тончайшего дегустатора», и как-то еще «способный смешивать бордо с бургундским», но никак не разнообразные местные вина, что постоянно случалось во время его путешествий, должен будет вскоре познать грузинское застолье, во время которого «слабо пьющие выпивают свои пять-шесть бутылок вина, а хорошо пьющие двенадцать-пятнадцать. Некоторые предпочитают пить не из бутылок, а из бурдюков; так эти доходят и до двадцати пяти бутылок. В Грузии дело чести выпить больше соседа». Так вот, Александру «был пожалован сертификат, удостоверяющий мою не интеллектуальную, а скорее, метрическую способность» и констатирующий, что во время одного из пиров «он выпил вина больше, чем грузины». И при этом после двадцати шести бутылок не был пьян, руководствуясь соображениями здравого смысла: «Человек, не пьющий вина, имеет в момент борьбы большое преимущество перед пьющим.
Ибо у пьющего в глубине сознания всегда имеется остаточное опьянение от выпитого накануне, к которому присоединяется опьянение нынешнее. В то время как пьющий лишь воду начинает с ясной головой и трезвым сознанием, и у него есть время достигнуть уровня пьющих вино». Известно, что отсутствие тренировок всегда позволяет смело принимать участие в ответственных соревнованиях. Но вернемся к Тюмену. Там готовится борцовский турнир. Первый приз — кожаный патронташ с отделкой из серебра. Александру страшно хочется получить «сей дикий трофей», поэтому он просит у Тюмена разрешения принять участие в соревнованиях. Князь смотрит на толстого, налитого кровью, возбужденного человека и кивает головой: раз ему так нравится патронташ, он его ему дарит. Александр артачится: нет, он хочет «его выиграть, а не просто взять». Тюмен больше доверяет себе самому, чем своим молодым и жестоким всадникам, и потому соглашается при условии, что противником Александру будет лично он. И вот оба, по пояс голые, трутся носами и вцепляются друг в друга. Александр выигрывает с явным преимуществом, но не обманывается на сей счет: «уверен, что он проявил максимум возможной галантности».
На Кавказе, где Исаак Лакедем совсем недавно освободил Прометея, «я был теперь, подобно Вечному жиду, обречен на вечные странствия» в сопровождении эскорта казаков, подобных тем, что так напугали его в детстве. Постоянная борьба аборигенов в попытках остановить проникновение русских, междоусобные войны и долгий перечень обоюдных жестокостей: грабежи, умыкание, изнасилование, отрезанные руки, уши, головы. Чего стоит жизнь человеческая среди этой дикой природы, непроходимых лесов, крутых вершин? В лучшем случае горсти монет. По дороге на Червленную эскорт Александра был обстрелян небольшим отрядом чеченцев. Казаки бросаются в атаку. Все чеченцы бегут, за исключением одного, абрека, «человека, который дал клятву искать любой опасности и никогда перед ней не отступать». Абрек предлагает казакам единоборство. И, как всегда, неистребимое любопытство Александра заставляет его посулить двадцать рублей (хорошую лошадь можно было купить за тридцать), тому, кто согласится на поединок. Один казак пускает лошадь в галоп, обмен выстрелами, никакого результата, в ход идет холодное оружие, абрек потрясает головой казака и снова бросает вызов на поединок. Александр увеличивает награду до стоимости целой лошади. Другой казак, куривший трубку, затягивается последний раз и бросается к абреку, ружье на плечо, но лишь легкий дымок, вроде как запал загорелся. Абрек приближается, стреляет, казак совершает маневр на лошади, снова вскидывает ружье, абрек падает. Казак отрезает ему голову. Его товарищи раздевают труп. У победителя спрашивают, как он сумел выстрелить два раза из одноствольного ружья. Первый дымок он, оказывается, выпустил изо рта. Это не очень честно, и Александр отнесся к этому скорее неодобрительно:
