Пусть я буду как дитя, любящее своих родителей, которое право ли, не право ли пред ними, всегда отдается на их волю, зная наверное, что с ним всегда будет поступлено отечески — с любовию.
ГОСПОДАМ, ПОЛУЧИВШИМ ОБРАЗОВАНИЕ В ДУХОВНОМ УЧИЛИЩЕ
Господи! Научи ты меня достойно благодарить Тебя за все благодеяния, которые Ты творил во всю жизнь мою и теперь творишь мне. Помню я, как, поступив в Училище совершенно безграмотным и беспомощным, я желал прежде всего, чтобы Ты вразумил меня в учении, и Сам же вложил Ты мне мысль и желание помолиться Тебе о ниспослании этого дара. И живо помню я, как Ты вдруг отверз мне ум разумети писания или письмена. Так что это удивительно было и для меня самого, и для моих товарищей. После этого из мальчика малосмысленного и безграмотного я стал довольно смысленным и грамотным: скоро первая грамотка (письмо), писанная собственноручно, известила моих родителей о моих успехах в грамоте. Затем, под Твоим водительством, я просвещался более и более, стопы мои на пути учения исправлялись; я в числе первых переходил из класса в класс. Наставники любили меня, а я любил заниматься особенно теми предметами, к коим Ты поселил во мне особенную любовь. Вот что замечательного было в это время. С особенным уважением смотрел я, бывши еще во втором классе, на учеников высшего класса и как я мечтал (я, точно, считал тогда мечтою) быть в этом классе, — величие учеников его поражало и ослепляло меня. И вот о чем я мечтал — то Ты, Боже мой, исполнил для меня самым^целом. Чем ты вначале, как ты сначала был мал, ничтожен и как Господь постепенно прилагал тебе дары к дарам, чтобы ты не забылся вперед, обремененный, так сказать, множеством даров Господних.
Получивши желаемое, человек обыкновенно желает большего и большего, так было и со мною: перешедши в высший класс, я стал смотреть на Семинарию — на риторов, на философов, на богословов; почтенны были в глазах моих первые, привлекали взоры удивления другие; склонялся я невольно пред величием и мудростию последних. И — о Боже всеблагий! — я сам становился постепенно ритором, философом, богословом! И — о слепота самолюбия человеческого! По мере просвещения и возвышения моего все низшее становилось низко в глазах моих, я равнодушно окидывал глазами пройденные мною ступени и мало был благодарен Гебе, Создатель, за милости Твои! Тогда как весь пидимый мною горизонт мира ученого (провинциального) был пройден и я не думал переступить за него, Ты, о Премилосердый Господи, раскрыл для меня <чце новый, высший круг знаний: в святилище Академии, вразумляя там меня, что путь, которым я шел, не я пролагал себе, но единственно Твоя исеблагая десница. — И вот, окончивши курс и здесь, я теперь по воле Твоей — священник Твой.
Вот цель моего образования, вот златый кидар на главе первосвященника — шестнадцатилетнего образования, которое все было делом Твоей благости и долженствовало быть посвящено единственно Тебе. Научи же Ты меня, Всеблагий, достойно благодарить Тебя за все Твои благодеяния, которые Ты всегда творил и творишь мне. Неисчетная Благостыня! Не престани и ныне, за грехи мои, за неблагодарность мою Тебе, благотворить мне, но до конца кратковременной моей жизни продли ко мне Свои благодеяния.
Старайся всеми силами искоренить в себе непокорность неверия. А эта непокорность проявляется каждый раз почти, когда читаешь или слушаешь такое, что требует веры и что само в себе чудесно. Непослушание неверия обыкновенно старается объяснить и самые чудеса естественным образом. Будь внимателен к своим мыслям. Чудеса чудесами всегда и почитай, равно как и пророчества — пророчествами. — Оттого не смей объяснять их естественным образом: это диавольское непослушание. — И сколько сладости для сердца от послушания веры простой и искренней и сколько горести, тяжести от гордого, лукавого непослушания неверия. — О, Господи! Когда Ты даруешь мне стяжать эту простоту веры!
При виде пречистых Таин мгновенно, без всяких посредствующих умозаключений — представь, что это — самое пречистое Тело и самая пречистая Кровь Господа, так как бы в них был и обыкновенный вид и вкус тела и крови. Помни, что вера прямо верует, но не умозаключает; видит непосредственно, но не ищет, так сказать, оптических стекол для своего видения. Эти оптические стекла — действия рассудочного мышления. Рассудок со своим сложным, формальным мышлением имеет свою область. Вера — не его область, не его дело.
Возьми себе урок — никогда не растворять Крови не в меру во избежание опасности пролития ее.
Еда не имате домов, во еже ясти и пиши; или о церкви Божией нерадите? (1 Кор. 11, 22.) — Слова апостола Павла.
Как тяжел грех против Таин! Я страдаю смертельно целый день и не могу дождаться конца страданий. Грех состоял в том, что от сотрясения моего святая Чаша также стряслась и Честная Кровь брызнула на пол или на ковер. Я после смыл и выжег — и с ковра в таз, и воду вылил в печь. Боже мой! Какое страшное искушение, и когда? В Великую Субботу, когда я о том и заботился, как бы сохранить мир совести и спокойствие душевное! Боже! Боже! Не отвержи мене от лица Твоего! (Пс. 50, 13.)
Мы часто, видя брата согрешающего, если не на словах, то в сердце говорим: как это Бог не накажет его, дивимся, что он так грешит, и готовы бы сами поразить его. О самолюбие и слепота человеческая! Своих грехов мы не замечаем и не хотим знать, что только по милости Божией к нам, недостойным, мы не делаем того же, потому что Бог нам помогает жить безукоризненно. Но оставь нас Бог — и мы сделаем сами всякие грехи, и часто те же самые, какие делал брат. — (Бог дал мне испытать на себе это, когда праведный суд Его постиг, наконец, брата моего, прежде непростительно, по моему мнению, согрешившего.) [116]
Господь подверг испытанию любовь твою к Нему в самый светлый праздник. Ты под огнем должен был славословить Его, воскресшего. Что же ты не выдержал этого испытания? Видно, любовь твоя к Нему не крепка, а слаба. Какая теснота была в этот день! Какой несносный жар от множества зажженных светильников в руках молящихся, и пред иконами, и от дыхания людей, в непомерном множестве собравшихся. Тело горело, не сгорая, пот лил ручьями во время службы. Прости, Жизнодавче Христе Боже, мою торопливость и мою малодушную робость и оттого происшедшую небрежность при Богослужении в пресветлый Твой праздник. Вместо благословения и радости я заслужил в этот день своими грехами клятву, и душевную тугу, и горе.
Чтобы тебе никогда не торопиться при чтении молитв, смотри неуклонно к Богу, Которому молишься, говори каждое слово твердо без всякой торопливости.