В Тверской губернии, в доме умершего Павла Марковича Полторацкого, живет молодая девушка. В 1825 г. она занемогла и впала без всякой посторонней причины в сомнамбулический сон; болезнь ее до того усилилась, что она достигла до самой высокой степени ясновидения: не имея никакой образованности, она лечила себя, предсказывала очень многим, между прочим, смерть г-на Полторацкого, казнь подсудимых 14 декабря и пр. В продолжение года она осталась в таком положении, и ничто ей не помогло. Без содействия магнетизера она говорила, в… [неразборчиво] с нею была (говорила) дочь господина Полторацкого, девушка, которая, разумеется, не могла воспользоваться таким чрезвычайным случаем: она более боялась ее, тем более, что разнесшийся слух называл больную нечистым духом исполненную. Эта причина и обычай великим постом говеть были поводом, что ей предложили причаститься к Св. Тайнам: она наяву старалась отклонить такое предложение, не говоря однако причины, а во сне не хотела об этом и слышать, приходя в род бешенства. Такое явное сопротивление еще более устрашило семейство и, наконец, настояли на том, прочитали над ней молитвы об изгнании нечистого духа и приобщили ее к Св. Тайнам. Но перед самым приобщением с ней сделалась судорога, столь сильная, как бы кто ее тряхнул, и с тех пор у нее не было более припадков.
Здесь рождаются, естественно, следующие весьма важные вопросы:
1. Описанные явления должно ли приписать животному магнетизму, или другой какой-либо силе?
2. Какая причина отвращения больной от причастия?
3. Точно ли сей причине, а не какой другой неизвестной, должно приписать выздоровление?
Первый вопрос можно, кажется, удовлетворительно объяснить, подтвердив, что сие явление точно одного рода с испытанными животного магнетизма, но для разрешения других необходимо точное исследование случившегося, соединенное с опытами, тем более что прежде ничего подобного не было замечено.
2 и 3 сентября. В Департаменте я по сию пору совершенно ничего не делаю, кроме ведения журнала входящих бумаг — работа нетрудная и немного времени требующая. На этих днях я решился приняться за работу, т. е. переводить с немецкого Ван-дер-Вельде. Головные боли не совсем меня еще оставили. Недавно я обошел напрасно всю Коломну, чтобы отыскать Анну Яковлевну, но напрасно: я ее не нашел. Я очень еще молод, должно быть, когда могу бегать так за женщиной, которая, верно, не Лаиса. — Лиза эти дни немного ревновала меня к Анне Петровне, но вообще была нежна и верила в мою любовь.
4–5 сентября. Я читал еще один роман Смита «Торгиль», который мне даже нравится более «Брамблеты»; в ходе происшествий сохранено более постепенности, нежели в первом, и занимательность выдержана до последней главы. Мстительный и жестокий характер владельца Торгиля в прекрасной противоположности со 2-ю женою его. Он только некстати ослабил участие читателя к 1-й его жене и, дав ей другую причину действий, кроме мщения и обиженного самолюбия, и слишком скоро свел ее со сцены. Я был опять на скучных именинах. В Опекунском Совете торговался я с публичного торга для П. М. Полторацкого имение Хорвата — 2090 душ.
6–8 сентября. Не от лени, а единственно оттого, что нечего заметить, я опять три дня не писал. Вчера мать моя говорила, что ее встретила здесь молва о дуэлисте Вульфе, — итак, моя удалая слава еще не замолкла и все, трубя, носится передо мной. Меня зовут дуэлистом, — того, который именно во все пребывание свое старался только об истреблении гибельного сего предрассудка и ежели не убегал от клинка, то для того, чтобы доказать, что не из робости я исповедовал миролюбие. Такова молва! так ей должно верить! И можно ли после сего заботиться о ней?
9–10 сентября. Сегодня я должен был против воли крестить с Анной Ивановной, которая, не найдя никого другого, чтобы заплатить попу, обратилась ко мне. Несмотря на доброту, у нее часто в таких случаях недостает совести; если бы она в других случаях не показала более благорасположения ко мне, то я бы верно не убежал с именин Анны Ивановны, чтобы бросить деньги, за которые мне не сказали благодарствуй, равно как и за то, что я оставил приятное общество. Такая невнимательность весьма неприятна: жертва во сто раз становится тяжелее, когда не хотят заметить, сколько она стоит. Зато Мария Павловна Лихардова старалась сколько могла вознаградить меня: она предложила мне ехать с ними во Французскую Комедию, кормила в продолжение оной конфетами и, наконец, дала билетик, чтобы я бросил его в партер. Догадавшись, что это нежность, я спрятал его и после прочитал в нем, что любовь ее против воли моей заставит себя любить; несмотря на такую явную благосклонность, я не умел ею воспользоваться. Этот вечер играли новую драму «L’homrne du monde», взятую из романа того же имени сочинения Т. Ансело, известного у нас плохим сочинением своим «6 месяцев пребывания в России», писанного им во время путешествия на коронацию Николая Павловича. — Драма сия весьма незанимательна, в ней нет ни действия, ни завязки, ни характеров, ярко обрисованных, — все скучные разговоры, не связанные один с другим; замечательна одна сцена, в которой светский человек хочет под проливным дождем в грозу соблазнить девушку: она противится, но удар грома пугает их, они прячутся в павильон, и невинность погибает там. Пьеса сия так решительно нехороша, что после окончания не раздалось во всем партере ни одного удара в ладони.
Этот день примечателен для меня тем, что я не видел Лизы.
На другой день первым моим старанием было загладить сию мою вину, что мне и удалось. Она становится опять печальнее, потому что Петр Маркович хочет на будущей неделе ехать с моей матерью в Тверь; мне бы самому хотелось ее туда проводить, но, видя такие обстоятельства, это невозможно, ибо я бы попался в круг полдесятка красавиц, которыми я всеми занимался; мне должно будет быть здесь непременно.
11–12 сентября. Эти два дня не оставили после себя много замечательного. Я видел Пушкина, который хочет ехать с матерью в Малинники, что мне весьма неприятно, ибо оттого пострадает доброе имя и сестры и матери, а сестре и других ради причин, это вредно. — С Лизой опять припадок грусти по причине скорой разлуки, — на будущей неделе она уедет.
Наконец я достал повести Ван-дер-Вельде и начну их переводить; мне недостает словарей и некоторых книг, касающихся каждой повести в особенности. Все это время терплю я сильный насморк, а после чаю бывает иногда изжога, мне бы хотелось чем-нибудь заменить питье оного.
13 сентября. Я обедал у моего начальника отделения Шахматова и в Департаменте написал первое представление в Сенат. — Я хочу списывать формы разных бумаг, — это не может быть бесполезным. Познакомился я тоже с Николаем Андреевичем Всеволодским, служившим вместе с моим отцом. С Лизой я был… [неразборчиво. — Примеч. в издании 1929 г.] нежен почти.
