«Большая победа Тура Хейердала». Порка закончилась. По крайней мере, с виду.
«Археология острова Пасхи» в первую очередь привлекла внимание американских ученых. Те, кто писал рецензии на этот труд, в большинстве своем соглашались, что он гораздо выше по научному уровню, чем «Американские индейцы в Тихом океане». Особую похвалу заслужили археологи за продвижение вперед полинезийской археологии еще на один шаг.
Среди тех, кто высказался по этому поводу, был влиятельный эксперт в области полинезийской культуры, этнолог Кеннет Эмори из Музея Бишопа на Гавайях. Ранее он вел переписку с Хейердалом, среди прочего по поводу научной ценности пещерных скульптурок, и они провели вместе некоторое время на конгрессе в Гонолулу. Он хвалил Хейердала за фантастическое осуществление крупномасштабной экспедиции. Но постарался подчеркнуть, что, несмотря на то что археологи указали на отдельные черты острова Пасхи, которые могли быть южноамериканского происхождения, они не нашли ничего, что фактически доказало бы наличие таких связей. Поэтому он беспокоился, что Хейердал в своем толковании материала «неизбежно поддался имевшемуся у него ранее убеждению, что Полинезию первоначально заселили из Южной Америки»{468}.
Эксперты. Базой Кеннета Эмори и сэра Питера Бака был Музей Бишопа на Гавайях. Фото из экспедиции в Полинезию в 1934 году
Археолог Бетти Меггерс тоже знала Хейердала, с тех времен, когда она помогала ему анализировать образцы керамики с Галапагосских островов. Она в своей рецензии на монографию также не поддерживала выводов Хейердала. Но Меггерс зашла дальше других, говоря, что на основании представленного материала будет «невозможно опровергнуть наличие контактов между островом Пасхи и Южной Америкой в доевропейское время».
Тем не менее Меггерс испытывала определенное беспокойство, потому что, как и Роберт Саггс, она не вполне могла понять хронологию, которую использовал Хейердал в отношении истории острова Пасхи. Как первые люди, прибывшие туда, могли «подражать» материковой культуре, которая возникла много сотен лет позднее?{469}
Однако выходили и положительные рецензии. Труднее всего было перенести постоянно повторяющиеся упреки в зашоренности Хейердала и, о том, что, когда он отправлялся в экспедицию, то видел лишь то, что хотел видеть. Статья писателя Альфреда Сунделя была опубликована в нью-йоркском либеральном политическом еженедельнике, который появился во времена Гражданской войны в Америке. Писатель прошелся по славе, которую Хейердал стяжал после путешествия на «Кон-Тики», и считал, что не он, а другие, неизвестные ученые, работавшие над исправлением его ошибок, заслуживают лавры победителя{470}.
Эдвин Фердон так рассердился, что от имени Тура послал редактору ответ, где писал, что эта рецензия — не рецензия, а безответственное и злое нападение на Тура Хейердала.
Чаша переполнилась только осенью 1962 года, когда Тур узнал, что специальный журнал «Америкэн Антрополоджист» попросил немецкого этнолога Томаса Бартеля написать рецензию на «Археологию острова Пасхи». Бартель на конгрессе американистов в Копенгагене в 1956 году выступил с заявлением, что он разгадал загадку таинственного письма острова Пасхи ронго-ронго, однако ни в тот раз, ни позднее не смог представить тому никаких доказательств.
О Бартеле Хейердалу сказал Карлайл Смит, и Тур сначала подумал, что это шутка. Но, когда понял, что все серьезно, он задумался, сидя в своей башне в Колла-Микьери. Как редакция ведущего антропологического журнала США могла обратиться к человеку, не имевшему никакого опыта в археологии? Как они могли попросить немца, который с точки зрения науки имел весьма сомнительную репутацию в качестве эксперта по тайнописи, провести анализ такой важной работы? Человека, который, среди прочего, заявил, что он может читать письмена ронго-ронго — «величайший блеф, который проглотила антропология за все время ее существования»?{471}
У него нашелся только один ответ. В письме Фердону он утверждал, что «единственное, что делает Бартеля пригодным для такой работы, — это его известное враждебное отношение к Хейердалу».
Далее: «Ясно, что в научном мире нет честности в поиске научной правды и прогресса. Здесь слишком много дьявольщины и личного престижа». Если «американская археология настолько испорчена», что допустила Бартеля в свои ряды, «тогда я думаю, что мне самое время взять шляпу и откланяться»{472}.
Взять шляпу и откланяться?
Что это могло означать?
На конгрессе в Гонолулу годом раньше Тур обещал, что проведет археологическую экспедицию на Маркизских островах, и это уверение он повторил несколько раз. Но, подумав как следует и обсудив этот план с семьей, решил отказаться от него. Он не хотел ни давать экспедиции пользоваться своим именем, ни принимать участие в подготовке научных отчетов{473}.
«Я принял это решение, руководствуясь собственными интересами, но также и интересами профессии, — писал он далее Эду. — Существует множество мест, где я мог бы применить свои силы, свою энергию и ресурсы. Кроме того, большинство пристрастных антропологов смогут заняться вплотную застаревшим вопросом об Океании и быстрее докопаются до правды, если я не стану далее служить им красной тряпкой».
Горечь, которую Тур излил Фердону, была сильна. Несмотря на все признание, которого он все же добился, его уходу со сцены способствовал не только Бартель — этнолог, которого он ни во что не ставил. Эта горечь уходила своими корнями еще в 1940 год, когда он в первый раз сделал вызов антропологам{474}. Исследовав древние наскальные рисунки в долине Белла-Кулу к северу от Ванкувера, Хейердал получил хорошие отзывы в канадской прессе, которая с энтузиазмом писала о норвежском исследователе, считавшем, что полинезийцы когда-то жили на северо-западном побережье Америки. Новость распространилась и в газетах США, но ее успешно пресекла Маргарет Мид — известный американский антрополог. И если она не верила в то, что говорил норвежец, тогда и никто другой не стал в это верить{475}.
С тех пор все последующие годы Тур чувствовал, что все, чего он достиг, значило мало для тех, у кого сформировалось о нем «предубежденное мнение». Теперь он чувствовал тенденцию расценивать многих своих коллег с тем же скептицизмом, который приходилось выдерживать ему самому. Это привело к тому, что Хейердал потерял веру не только в их серьезное отношение к исследованиям, но и в их способности{476}.
