Пикфорд играет сразу две роли: мать Фаунтлероя (за глаза ее называют Дорогуша) и самого мальчика.
Фильм «Маленький лорд Фаунтлерой» снискал огромный успех. Фэрбенкс-младший, как и многие другие, считал, что актриса сыграла в нем свою лучшую роль. Сейчас фильм не кажется таким уж превосходным. В роли мальчика Пикфорд выглядит не слишком убедительно. «Ни одна женщина не должна играть мужские роли — никогда», — говорила она, оглядываясь назад. Теоретически красота Кедрика, включающая в себя «очаровательные локоны, ниспадающие на плечи», делала эту роль идеальной для Мэри, но она хотела внести в нее несколько черт из образа «ангела из канавы», чего не позволял сценарий. Интересно, что элемент «грязи» являлся одним из ключей к творческому успеху актрисы. «Все-таки я играю лучше, когда одета в лохмотья», — как-то заметила Пикфорд. Но Кедрик щеголяет в великолепном бархатном костюме.
В роли Дорогуши Мэри иногда выглядит скованно; но ведь ей приходилось стоять на каблуках высотой в шесть дюймов, чтобы казаться выше Кедрика. Дважды она падала вниз с лестницы в этих жутких туфлях. Акцент, сделанный на красивые сцены, замедлял скорость съемок, как и трудные дубли. Эпизод, в котором Пикфорд целует свое отражение в зеркале, занимающий на экране всего несколько секунд, снимали пятнадцать часов. «Это трудная работа, — говорила Мэри. — Все должно делаться по счету». По ее предложению в одной сцене Дорогуша должна была сказать определенное количество слов, которое уместилось бы в отрезок отсчета от единицы до двадцати четырех. «Если кто-то в студии ронял молоток или оператор чихал, счет срывался, и приходилось начинать все заново». Неудивительно, что многие сцены картины играются в ритме метронома.
Римейк старого фильма Пикфорд «Тесс из страны бурь» (1922) получился, по словам «Нью-Йорк Таймс», «милым, но неправдоподобным». Однако критик признавал, что фильм доставлял удовольствие. В самом деле, картина отлично сделана. У Тесс типичный для героинь Пикфорд взрывной характер. Мэри потратила на съемки римейка большие деньги. «Он лучше, чем первый вариант «Тесс», — писала она. — В этом нет ничего удивительного. В 1914 году на съемки фильма потратили десять тысяч долларов. Спустя семь лет картина обошлась нам в четыреста тысяч долларов». По словам Пикфорд, первую версию сняли всего за месяц при естественном освещении и на настоящем побережье в рыбацкой деревне. Чтобы приступить к съемкам римейка, потребовалось несколько месяцев подготовки, пятьдесят тысяч долларов, чтобы выкупить права у Цукора, и еще семнадцать недель на создание бутафорской деревни, которая обошлась Мэри в пятнадцать тысяч долларов.
Нередко на съемках Пикфорд и Фэрбенкс работали практически бок о бок. Случалось, они обедали вдвоем в бунгало Мэри, где находились гримерная, гардеробная, кухня, ванна, комната для служанки и кабинет с приемной. В этом бунгало также устраивались деловые обеды, когда вся съемочная группа собиралась вместе, чтобы ответить на вопросы Пикфорд и выслушать ее наставления. Однажды в присутствии корреспондента «Фотоплей» она заговорила о трех сотнях афиш для рекламы фильма. «Ты думаешь, этого хватит? — спросила Мэри у сидящего рядом Фэрбенкса. — Я хотела, чтобы их напечатали пятьсот». Затем она осведомилась, сколько афиш он заказал для «Багдадского вора». Дуг, который в этот момент думал не столько о деле, сколько об обеде, рассеянно играл с ножом. «Ты выколешь глаз», — сказала Мэри и забрала у него нож. «Пока у меня, готово только пятьдесят афиш, — ответил Фэрбенкс. — До конца года еще далеко».
«О таких вещах лучше подумать заранее», — заметила Мэри.
Они работали вместе на съемочной площадке, которая называлась «Дуг и Мэри». Ни одно предложение — исходило ли оно от режиссера или от простого рабочего — не оставалось без внимания. Пикфорд не появлялась на площадке во время съемок сцен, в которых она не участвовала, зная, что ее присутствие может смутить актеров.
«Как она на меня посмотрела! — говорила она об актрисе Гетруде Астор. — Уверена, что появление львицы испугало бы ее меньше». Астор, снимавшаяся в фильме «Через черный ход», никак не могла сыграть в одном эпизоде, и тогда режиссер вызвал на съемочную площадку Мэри. «Я просто не могу плакать, миссис Пикфорд», — в отчаянии сказала Астор. Мэри отвела актрису в сторону, посочувствовала ей, а затем сказала, что даже если ей придется подыскать другую кандидатку на роль, она лично гарантирует, что никто не узнает о ее неудаче. Тут камера вдруг заработала, и Астор заплакала, как того и хотела Пикфорд.
«Я определенно могу сказать, что она была одной из самых лучших актрис, которых я когда-либо знал», — говорил Чарльз Рошер, который снял семнадцать картин с Пикфорд и настолько хорошо знал ее, что дал ей прозвище Обезьянка. Он вспоминал, что она часто сама ставила сцены со своим участием: «Режиссеру оставалось только давать указания другим артистам». И все-таки каждый режиссер полагал, что он управляет всем процессом. «Билл, — говорила она режиссеру Уильяму Бодину, — я продюсер и исполнительница главных ролей. Не заставляй меня заниматься еще и режиссурой. Если бы я считала, что ты не годишься, то не стала бы нанимать тебя». «Мы называли ее миссис Пикфорд, — вспоминал кинематографист Хал Мор. — Она была королевой кино, и все чувствовали это». Часто королеву можно было увидеть спящей во время съемок. Мэри спала стоя, прислонившись к стене. Привычка спать днем появилась у нее во время театральных гастролей в детстве.
Обычно Пикфорд возвращалась домой в семь вечера. Они с Фэрбенксом слишком уставали за день и садились за стол, не переодевшись после съемок. Каждый вечер слуги накрывали стол на пятнадцать персон, поскольку Фэрбенкс всегда мог пригласить кого-нибудь из студии, поклонников или друзей. Частенько он привозил домой разных чудаков. Мэри с улыбкой рассказывала репортерам, как в один из первых вечеров их супружеской жизни с ними отужинали борец Бул Монтана, какой-то бродяга, лилипут, польский иммигрант и две бездомные кошки. Джон и Роберт Фэрбенксы приезжали к ним с семьями; навещали их и родственники Мэри, даже тетя Лиззи, которая зачем-то перебралась в Калифорнию. Они ели палтус с соусом по-татарски, куриное филе, поглощали огромное количество салата и слушали Фэрбенкса. Перед сменой блюд Дуг иногда залезал под стол, хватал людей за лодыжки, лаял по-собачьи и кусался. Гостям предлагались резиновые вилки и расколотые стаканы. Иногда в один из стульев вживлялись электрические проводки, и тот, кто на него садился, получал слабый удар током: эту шутку Фэрбенкс обожал еще в те времена, когда играл на Бродвее. Сам он при этом смеялся до слез.
