Её студенческие годы пришлись на период, вошедший в отечественную историю под названием «хрущёвской оттепели». Б. А. занимается в творческом семинаре поэта Александра Коваленкова, на полтора года перейдя из него в семинар Михаила Светлова. Периодические публикации в «толстых» журналах, выступления на поэтических вечерах, жаркие споры и дискуссии в аудиториях и общежитиях, а главное — стихи, непривычные, волнующие, — делают её имя известным и за стенами института. Вскоре последовало и первое идеологическое одёргивание: в газете «Комсомольская правда» появляется статья под характерным для тех лет названием «Чайльд Гарольды с Тверского бульвара» (28 апреля 1957 г.) и последующий традиционный обзор «читательских писем» (14 мая 1957 г.). Это было неприятно с непривычки, но первое серьёзное нравственное испытание ещё только предстояло.
23 октября 1958 г. было объявлено о присуждении Б. Л. Пастернаку Нобелевской премии за опубликованный на Западе роман «Доктор Живаго». Это сообщение послужило началом беспрецедентной по масштабам травли поэта. Естественно, что студенты Литературного института, этой кузницы «инженеров человеческих душ», не могли быть оставлены в стороне от «всенародного осуждения». Столь же естественна с современной точки зрения и столь же удивительна и неожиданна по тем временам реакция Б. А. на разыгравшуюся вакханалию — «способ совести» был избран раз и навсегда.
Наказание за инакомыслие последовало незамедлительно — в апреле 1959 г. Б. А. исключают из Литературного института. Нетрудно представить состояние 22-летней девушки в этой ситуации. Выйти из глубокого душевного кризиса помог тогдашний главный редактор «Литературной газеты» писатель С. С. Смирнов, включивший Б. А. в состав «писательского десанта», принимавшего участие в очередной пропагандистской акции под названием «„Литературная газета“ в Сибири» (июль-август 1959 г.).
В октябре 1959 г. Б. А. была восстановлена в Литературном институте, а 14 апреля 1960 г. комиссия под председательством писателя Всеволода Иванова рассматривает её дипломную работу «Стихи и переводы». Выступают А. Коваленков, В. Д. Захарченко, В. А. Дынник, М. Луконин, зачитывают отзывы Л. Ошанина, Е. Долматовского, Вс. Иванова. Вердикт комиссии — оценка «отлично».
В 1962 г. в издательстве «Советский писатель» вышла первая поэтическая книга Б. А. — «Струна». Редактором этой книги (а точнее, её вдохновителем, составителем, «пробивателем» и т. д.) был Павел Григорьевич Антокольский, сумевший самосохраниться как одна из самых ярких личностей в советской поэзии. Творческие и человеческие взаимоотношения двух поэтов — Антокольского и Ахмадулиной — явили современный вариант высочайшей Державинско-Пушкинской поэтической эстафеты. Эта удивительная дружба двух столь разных по возрасту и опыту, но равновеликих по поэтической сути русских поэтов прервалась только смертью Антокольского в 1978 г. Павел Григорьевич неизменно оставался самым преданным и надёжным защитником от многочисленных нападок, всегда помогал и поддерживал молодую коллегу. Ему принадлежит один из самых точных и тонких анализов поэтической личности Б. А. — это эссе, впервые опубликованное в качестве предисловия к книге «Стихи» (М.: Худож лит., 1975). А его отношение к Б. А. афористично сконцентрировалось в двух строках из посвящённого ей стихотворения: «Здравствуй, чудо по имени Белла // Ахмадулина, птенчик орла!»
28–29 сентября 1962 г. (напомню в скобках, что до начала хрущёвских разборок с творческой интеллигенцией оставалось 2 месяца) в Центральном доме литераторов состоялся пленум правления Московской писательской организации, посвящённый творчеству молодых писателей Москвы. Всё проходило в соответствии со сложившимися канонами: развёрнутые доклады А. Борщаговского и Я. Смелякова, прения, заключительное слово тогдашнего председателя правления Московской писательской организации С. Щипачёва. Начиная публикацию выступлений на пленуме, газета «Московский литератор» писала: «Пленум продемонстрировал преемственность творчества писателей, их преданность делу партии, делу построения коммунизма» — это также было вполне в духе времени. Это мероприятие достойно упоминания лишь по той причине, что на пленуме в Союз писателей были приняты 14 молодых литераторов, в том числе и Б. А. Поэт Семён Кирсанов, представляя кандидата, сказал в частности: «Это чудесный, поразительный, дивный поэт — поэт, который украшает нашу жизнь, поэт прекрасных слов и прекрасных мыслей».
Имя Б. А. появилось в поле зрения литературной критики в конце 50-х годов. Обычно ей уделяли один-два абзаца в популярных в те годы поэтических обзорах. Любопытно, что первыми, кто обратили внимание на нравственную и психологическую значительность и глубину её стихов, были молодые критики А. Меньшутин и А. Синявский (это была их знаменитая статья «За поэтическую активность», опубликованная в № 1 «Нового мира» за 1961 г.). Однако довольно долгое время критическому рассмотрению подвергалось некое единое поэтическое образование под общей фамилией Евтушенко — Вознесенский — Рождественский-Ахмадулина. Лишь выход книги «Струна» вызвал появление многочисленных «персонально» адресованных откликов и рецензий. Из них следует выделить поэтическое эссе Михаила Светлова, посмертно опубликованное в его книге «Беседует поэт» (М.: Сов. писатель, 1968), а также статьи В. Огнева («Литературная Россия», 1963, № 10) и А. Марченко («День поэзии». М., 1962).
Следующая книга Б. А. — «Озноб» — вышла в 1968 г. во франкфуртском издательстве «Посев». Сейчас трудно даже представить, каким страшным идеологическим жупелом, зловещим антисоветским монстром выставляла официальная пропаганда это издательство в 60–70–80-е годы. Это был «враг № 1» и потому любые контакты с «Посевом» или издаваемым им журналом «Грани» однозначно и непререкаемо оценивались как измена родине: в самой непростительной форме. Редактором и составителем «Озноба», в который вошли стихотворения, переводы и проза Б. А. была Наталия Борисовна Тарасова, 20 лет (с 1962 по 1982 год) редактировавшая «Грани» и очень много стлавшая для литераторов русского зарубежья и отечественных диссидентов.
Естественно, этот контакт с «Посевом» не мог остаться незамеченным. Последующие отечественные книги Б. А. («Уроки музыки», «Свеча», «Метель») подвергались самой пристальной цензурной обработке. Достаточно сравнить сохранившиеся в архивах оглавления представленных автором рукописей с содержанием вышедших в свет книг. Не могло быть и речи о сохранении обшей авторской композиции книги, её внутренней логики и т. д.
В эти трудные годы поддержкой и опорой для Б. А. её «тайным и любимым пространством» стала Грузия, которая «всегда звала к себе и выручала». Этот край, традиционно привлекательный для русской поэзии, в советские времена для многих поэтов стал единственной отдушиной и источником творческого вдохновения. Первые переводы из грузинских поэтов Б. А. выполнила ещё в Литературном институте, переводческая работа активно продолжалась и позднее. Сложившийся в результате цикл переводов грузинских поэтов от Николоза Бараташвили и Галактиона Табидзе, Симона Чиковани и Гоглы Леонидзе до Анны Каландадзе, Отара и Тамаза Чиладзе, по общему признанию, стал ярким событием литературной жизни и получил самую высокую оценку как в Грузии, так и в России.
