«Самое страшное – это когда злодейство становится повседневностью». (Евгения Гинзбург)
* * *
Приморский город, притихший в ожидании выхода на берег в увольнение двух тысяч моряков с пришедшего и стоящего на рейде флагманского гвардейского крейсера «Дмитрий Пожарский», экипаж которого был «без берега» полгода.
Город затих в ожидании нашествия. Все комендатуры, милиция, дружинники – все наготове. Лафа только обслуге ресторанов, таксистам, блядям, да оркестру «битков» из МАИ на танцплощадке. Они настраивают инструменты. И под эту настройку – общий план и панорама с города на крейсер в лучах закатного солнца. Потом разворот истории.
* * *
Брошенный рыболовецкий поселок на Камчатке. Стоят каменные жилые дома, рыбзавод, клуб – все пустое, заброшенное. Кругом только медвежьи да заячьи следы. Холодильник, замерзший снаружи.
* * *
В исторических фильмах необходимо избегать телевизионности. Если уж делать, то серьезно и до конца.
Но как лишить все это отвратительной театральности, папье-машества, паклевидной бородатости?!.. Тут нужно думать.
* * *
Советский служащий, обожающий дома дирижировать классику. Чай заваривает или гимнастику делает, самозабвенно дирижирует Брамса, симфонию № 4, или Бетховена, или Чайковского.
Это замечательно для современной картины. Заботы, за… б, суета… и самозабвенный катарсис, мечта о прекрасном, свобода и счастье в погружении в музыку, в ощущении соучастия в великом.
* * *
Восточная женщина армянского типа – со всеми вытекающими отсюда последствиями. И с бакенбардами – довольно ухоженными.
* * *
Мудак в кепке, проверяющий свой билет 2 часа. Все никак во что-то не мог поверить. (Усики – под носом полоска.)
* * *
Сержант сопровождает куда-то пять блядей и сутенера. Сержант – унылый, грузный человек. Сутенер жилист, но в данный момент жалок. И с ними происходят разные приключения.
В определенное время, в том или ином месте, каждая рассказывает свою историю. Свои истории могут рассказать и сержант, и сутенер. Откровенность – дело постепенное. Напились. Куда-то попали. Утром ни копейки.
Сутенер предлагает отправить девочек на заработки. А сержант уже их всех ревнует – оттого, что уже знает о каждой такое, что не узнает никто из тех, кто будет с ними спать. Он ревнует к их истории, к их истинности. Видимо, в конце – разочарование сержанта. Или феллиниевский катарсис.
Режиссура – это соединение ритмов. Ритмов людей с ритмом космоса, ритмом бесконечности и ритмами друг друга.
* * *
Удивительно красив на пустом морском пляже туман, просквоженный рассветными лучами, и сосны вдалеке, тонущие в тумане и просвеченные солнцем.
* * *
Еная компания на веранде бара в Пицунде. Разгул. Гусарствуют. Битки-самоучки лабают тупую попсу (несмотря на то, что песня на стихи Мандельштама) и «7.40». Несколько человек в подзорную трубу смотрят с балкона на луну. Кто-то пьет – цапая без рук стакан зубами с пола. Отвратительная вседозволенность.
В исторических фильмах необходимо избегать телевизионности. Если уж делать, то серьезно и до конца.
* * *
Когда человек бреется в душе перед зеркалом и зеркало постепенно запотевает, то, когда он уже почти не виден, должно начать происходить что-то непонятное, но страшное (может быть, убийство).
Понятно все станет, когда отпотеет зеркало, то есть пройдет время. Возможно, это хорошо для титров.
* * *
Большая, толстая, с огромными жопой и животом дама в купальнике – рано утром на пляже с прыгалками. Зрелище фантастическое.
* * *
Полуспящая женщина. Никак не может проснуться. Вяло поддерживает разговор с ним…
Он вонзает Stivie Wonder. И она начинает оживать. Поднимается. Крутит жопой, дурачится. Рассвет или закат – режим. Все это должно развиваться и дальше (может быть, это финал после длинной и мучительной борьбы или разлуки).
* * *
Искусство – это не «жизнь, пронизанная мыслью», как сказал Томас Манн, а это пронизанное мыслью чувство.
* * *
Лезгинка, которую танцуют под современный диско и еще черт знает под что.
* * *
Многозначительно-философски настроенный мудила говорит тост. Он уже под балдой и говорит медленно и важно, но играет музыка, и его вообще не слышно. Все, поглядывая на него, крутя в руках бокалы, вежливо скучают.
А этот мудила все говорит и говорит что-то, как тетерев.
* * *
Армянская семья в Абхазии. Согнутой старушке – 90 лет. На все смотрит с изумлением и любопытством. У нее свое кресло, в котором ее передвигают.
* * *
На берегу моря каждое утро, около 7 часов, трубач разучивает гимны, сидя на кофре от трубы.
* * *
Характер человека через то, как он паркует машину.
* * *
Провокация с «женой».
Приходит любовница, а дверь ей открывает другая, которую любовник выдает за жену, чтобы проверить реакцию первой.
Мужество любовницы, находчивость, самообладание.
* * *
Мне важна возможность проследить, отчего же мы такие? Попытаться заглянуть в наши начала.
* * *
Почему отсутствует в нас даже культура питания? Мы начинаем возмущаться, только если подают холодное, и то не всегда. Отчего же мы молчим, когда подают невкусное? Почему не оскорбляемся, когда нам не дают ножа в столовой и мы вынуждены рвать руками или вилкой мясо?
Для нас самое главное – набиться, а где и что есть – совершенно безразлично! Откуда это?
* * *
Баржа на мели. Окошки с наличниками. Много зелени рассажено в ящиках и горшочках. Огромные белые трусы сушатся. Старик и старуха. Жизнь – естественная, мирная, созерцательная.
* * *
Девочка лет семнадцати очень формально бранит младшего брата за то, что он куда-то «без спроса уехал». Жарко. Лето. У нее явно другие заботы сейчас. Поругивает брата, а сама слюнявит палец и, выгнувшись пластично, зализывает укус на щиколотке.
Брат, сидя на велосипеде, ткнувшемся в скамейку, что-то бормочет в свое оправдание. Девочка для порядка дает ему подзатыльник и уходит, выворачивая ступню, прихрамывая шутейно… и кому-то улыбаясь – тому, кого я не вижу, сидящему за кустом у подъезда.
* * *
Среднюю полосу России можно узнать даже по теням. Глубокие сине-зеленые тени и блеск, сверкающий блеск воды при закатном солнце.
Отчего у русских чувство Родины, ощущение ее всегда связано со слезами? Откуда это тянется?
* * *
Конаково, закат. Лето, жара. Люди, расплавленные, мягкие, объединенные счастьем купания после раскаленного дня. Круг солнца красный. Много воды, много простора. И эта радость общая – в ощущении мгновенного братства, общего блаженства и покоя, упоения…
