Съемки начались 14 сентября в селе Красные Окна под Одессой. Режим работы Высоцкого в то время был очень напряженным — пришлось разрывать на три фронта: играть в театре, сниматься в «Вертикали» и вот теперь в «Коротких встречах». «Володя удивительно чувствовал свет, камеру, ракурс — все чувствовал, все знал, — вспоминал оператор фильма Г.Карюк. — Он был очень занят. Приезжал к нам на день — два. После спектакля, перелета самолетом, съемок в горах у Говорухина он появлялся у нас усталый, но в кадре преображался: был до предела собран и раскован».
Фильм получил третью прокатную категорию, а Муратова поставила себя в положение подозреваемого во «внутренней эмиграции» режиссера. Картина была фактически исключена из прокатного процесса; ее показывали в клубах, небольших залах для любителей кино. Чем же не угодил этот фильм кинематографическому начальству в 67-м году? Почему до 87-го был положен на полку?
Не устраивала их Муратова, показывающая на экране жизнь такую, как она есть, а не «какую нужно». Не устраивал герой Высоцкого, поднявший бунт против жизненной рутины, где все определяется отношением начальника и подчиненного. Герои фильма показаны не как положительные и отрицательные персонажи, а как живые люди со своими особенностями, которых нужно не судить, а понять. Автор показала, что вся жизнь состоит из противоречий и что нелепо делать вид, будто этих противоречий нет в нашей повседневности.
Через двадцать лет киноведы скажут, что этот фильм оказался предтечей работ таких выдающихся советских режиссеров, как Э.Климов, А.Герман, О.Иоселиани, А.Сокуров... А тогда, в 1966-м, Муратовой предрекали профессиональную непригодность.
Интересные штрихи к образу Высоцкого как человека и как творца отмечает в своих воспоминаниях режиссер Александр Муратов: «Я уже в то время работал в Киеве, но два раза в неделю приезжал в Одессу помогать Кире, так как, находясь в кадре, она не могла видеть себя со стороны. В тех эпизодах, где она снималась с Высоцким, мне приходилось репетировать и с ним.
Владимир был очень приятным человеком. Этот эффект усиливался еще тем, что первое впечатление о нем часто бывало обманчивым: наглый жлоб! Но минут через двадцать отношение становилось диаметрально противоположным. У него была огромная доброжелательность к людям. Если при нем кто-то кого-то хулил, он спрашивал: «А ты хорошо его знаешь?» — «Да нет, но мне кажется...» — «Тогда заткнись!» Он прежде всего думал о человеке хорошо, а уж потом, если были веские причины, разочаровывался. Но все равно очень редко о ком-то говорил плохо. А недруга он просто вычеркивал из памяти.
Работать с ним было как-то неестественно легко. Он все схватывал с полуслова. Это если был согласен. А если не был согласен, то тут же предлагал свой вариант. Когда ему возражали, говорил: «Ну, ты же сначала посмотри!» И часто режиссер, посмотрев, тут же соглашался. Он не играл бытовые взаимоотношения, ему не нужны были всякие там актерские приспособления: «крючочки», «зацепки», «слушание партнера» и т. д. Он, если так можно выразиться, играл «атмосферу взаимоотношений», вернее, не играл, а создавал. И был по большому счету прав, ибо в реальной жизни мы слушаем друг друга, «цепляемся» друг за друга гораздо меньше, чем на экране. Он плевал на все это и оставался самим собой. А поскольку Владимир Семенович был Личностью, его было интересно рассматривать: выразительно раскован, часто непредсказуем, каждый дубль — новый вариант. Начинал в кадре петь и вдруг обрывал песню, переходил на что-то другое. Они с Кирой были прекрасной актерской парой: играли в одном и том же натурально-ярком ключе, много импровизировали.
Мне посчастливилось несколько раз жить в одном номере с ним. Честно говоря, мы практически не разговаривали с ним о фильме, мы читали друг другу стихи. В его стихах меня несколько шокировали «выпадания» из размера, частенько встречавшиеся интонационные «втискивания». Тогда он брал гитару и все это пел. Спрашивал: «Ну?» Я совершенно искренне отвечал: «Здорово!» Он смеялся: «Тут есть секрет, а какой — я сам не понимаю!» И действительно, был какой-то секрет. То, что казалось весьма совершенным в его песенном исполнении, многое теряло при чтении вслух и еще больше теряло, когда ты сам читал эти стихи глазами. И все же это были не вполне песни, а именно стихи. А к своим мелодиям Володя в то время относился странно: они были близки его сердцу, но он их, пожалуй, стеснялся, и, работая над фильмом, никогда активно не настаивал, чтобы звучали именно они, чтобы не привлекались профессиональные композиторы...
При мне он никогда не сочинял, не работал. А если я заставал его за этим занятием, то все равно понять ничего не мог: он что-то записывал, очень тихо себе «подвывал» и изредка проводил пальцем по струнам гитары. Либо я тут же уходил, чтобы ему не мешать, либо он прекращал работу».
По утверждению К.Муратовой, именно во время этих съемок у Высоцкого произошла мутация голоса — он научился «хрипеть»: «До 1967 года пел обычным своим голосом, а форсировать его начал, лишь побывав геологом в "Коротких встречах"». Пришло соответствие тембра голоса и содержания песен, поэт и певец органично слились в одно целое.
После выхода фильма «Короткие встречи» Бюро пропаганды советского киноискусства выпустило первую фотооткрытку актера кино Владимира Высоцкого с перечислением восьми фильмов, в которых он снялся.
В Одессе во время съемок фильма «Короткие встречи» Высоцкий знакомится с режиссером Михаилом Швейцером.
Вспоминает жена Швейцера — Софья Милькина: «Знакомство произошло на квартире у нашего общего друга Петра Тодоровского — это режиссер, сам совершенно одаренный человек и просто фантастический гитарист. Володя пел в тот день много, с какой-то огромной радостью. Петя ему подыгрывал... После встречи осталось впечатление о симпатичном человеке, с которым очень хорошо просто находиться на одной территории. К этому прибавилось ощущение, что это сказочно одаренный сочинитель и исполнитель».
М.Швейцер в то время готовился к съемкам «Золотого теленка»: «Я прикидывал актеров на Бендера. Сначала их было много, слишком много. Потом осталось трое: Владимир Высоцкий, Михаил Водяной, Сергей Юрский. Потом остался один: Сергей Юрский. Для Остапа Бендера Высоцкий слишком драматичен. Не только как актер драматичен, как человек — драматичен».
...Что можно назвать семейной жизнью человека,
