Покупка лошади и дрожек очень беспокоила Халтурина. Еще бы! Как объяснить своему хозяину по квартире Барбашеву такое приобретение? Вряд ли он поверит, что Степан собирается сделаться извозчиком. Выручил Клименко. Он поменялся с Халтуриным квартирами, предоставив Степану свой номер в Крымской гостинице, а сам переехал к Барбашеву. После побега из сибирской каторги, куда Клименко попал по приговору Киевского военно-окружного суда в 1881 году, он начал отпускать бороду. Она его очень старила, фигура у Михаила Филимоновича была малоприметная, под стать заштатному «ваньке».
Барбашев не только не удивился, когда Клименко поделился с ним своим намерением купить дрожки и лошадь, но даже посоветовал дрожек не покупать, а нанять, лошадь же он обещал подыскать подходящую и недорого. Халтурин был доволен, оставалось только решить вопрос, где держать экипаж. Желваков предложил купить лошадь накануне покушения, тогда отпадала надобность в сарае. На этом и порешили.
17 марта Халтурин зашел к Клименко. Тот встретил его словами:
— Пошли покупать лошадь. Барбашев уже сторговал у какого-то крестьянина Силантьева.
— Да я с собой мало денег захватил.
— Ничего, я добавлю, потом разочтемся.
Как раз сегодня утром Халтурин нанял за 1 рубль 50 копеек биржевые дрожки у легкового извозчика Баранова, покупка лошади была бы сейчас кстати. Бар-башев уже дожидался Клименко в конторе лошадиного барышника Спиро. Увидев Халтурина, он не удивился, зная о том, что это знакомый Клименко, и решил, что тот пригласил его присутствовать при покупке. Лошадь сторговали быстро, хотя и дороговато — за 215 рублей. У Халтурина оказалось с собой только 115, 100 рублей добавил Клименко. Теперь уже нельзя было откладывать покушение. Барышник согласился, чтобы лошадь у него забрали назавтра, дрожки также дожидались завтрашнего дня в сарае извозчика на Молдаванке.
Вечером 17 марта собрались у Желвакова. Собственно, все детали покушения были разработаны раньше, и теперь заговорщики просто сидели у открытого окна и молча смотрели на оживленную суетню улиц, затихающий порт, темнеющее море. Солнце садилось в тучу, красные отблески вечерней зари предвещали ветер и прохладу, на море собирался шторм. Говорить не хотелось, так же молча разошлись.
Утром 18 марта Клименко разбудил Халтурина. Когда Степан оделся и зашел к Желвакову, то в первый момент он не узнал Николая. За столом, аппетитно похрустывая коркой свежей булки, сидел щеголь-студент. Мундир без единой складки обрисовывал его стройную фигуру, на столе лежала свежая пара перчаток, на стуле валялась фуражка.
— Хорош! — Халтурин откровенно любовался Николаем, оглядывая его со всех сторон.
— А что, разве есть что-либо подозрительное в моем костюме?
— Нет, нет, ты под стать тем франтам, которые во французской ресторации папашины деньжонки прокучивают.
Как трудно было в этот день дождаться пяти часов! Халтурин и Клименко не спеша запрягли лошадь в дрожки и поехали за город. Ни тот, ни другой не умели порядком обращаться с ними. С утра погода хмурилась, но в середине дня ветер утих, тучи уползли за море, потеплело. Улицы наполнились одесскими обывателями.
К пяти часам вечера Халтурин, успевший переодеться извозчиком, поехал на условленное место встречи с Желваковым, Клименко пешком отправился к французскому ресторану.
* * *
Мосье Желони был весел. Казалось, что весна, прогнавшая сегодня тучи, и трепетные отблески вечернего солнца предвещали новый успех его заведению. Желони был суеверен, но разве не все приметы указывали на расположение к нему богов Фортуны? Да и как не радоваться, ведь минуло пять часов вечера, Стрельников еще сидит за обеденным столом, доедая десерт, а зал ресторации полон, одесситы весело смеются, официанты уже начинают сбиваться с ног. Нет, положительно, ему везет даже в этот мрачный год.
Стрельников расплатился и, тяжело отдуваясь, встал из-за стола. На мгновение в зале воцарилась тишина. Обедающие проводили прокурора тяжелыми, настороженными взглядами. Как только за Стрельниковым закрылась дверь, в зале вновь началось веселье.
Угасающий день был действительно хорош. Даже Стрельников, равнодушный к щедротам природы, изобразил на своем заплывшем жиром лице некое подобие улыбки и поспешил на бульвар, чтобы выкурить послеобеденную сигару.
Приморский бульвар пестрел толпой гуляющих. На центральной аллее было тесно, все скамейки оказались заняты. Весело бегали дети, радуясь теплу, няни переглядывались с молоденькими купчиками, бродившими стаями, степенно проплывали городские матроны с собачками, шагали местные франты в нелепых цилиндрах, помахивая тросточками. Стрельников не любил толпы. Немного пройдя по центральной аллее, он свернул на боковую дорожку и уселся на скамейку. Внизу виднелось море. Неподалеку бульвар кончался, выходя на Биржевую площадь к дворцу генерал-губернатора. Напротив Стрельникова примостился его охранник Смирнов в штатском. Не успел генерал раскурить сигару, как к нему на скамейку подсел молодой человек в студенческой тужурке. Стрельников поморщился, его телохранитель насторожился, но генерал сделал ему знак, и тот успокоился. Стрельников знал этого студента. Правда, он так и не мог запомнить его настоящей фамилии, дело в том, что в Новороссийском университете он фигурировал то как казеннокоштный студент Энгельгард, то как вольнослушатель под другой фамилией. Но Стрельников чутьем прокурора уловил и в этой подозрительной личности задатки провокатора и до поры до времени не трогал его, чтобы потом схватить, прижать к стене несуществующими уликами и сделать из него «подметку». Генерал поднялся и пересел на соседнюю лавочку.
Желваков незамеченным появился на бульваре и зашел сзади скамейки, на которую уселся Стрельников. Николай Алексеевич медлил, дожидаясь, когда в аллее останется только Стрельников со своим охранником. Проходили минуты, Стрельников уже докуривал сигару, Энгельгард углубился в чтение книги, телохранитель вполоборота разглядывал гуляющих по центральной дорожке сквера. Резко один за другим прозвучали три выстрела. Голова Стрельникова упала на правый бок, тело грузно откинулось на спинку скамейки.
В первую минуту все растерялись, охранник вскочил, дико озираясь вокруг, Энгельгард от неожиданности уронил книгу, из центральной аллеи хлынул народ. Какая-то дама подбежала к Стрельникову, приложила к ране на его голове свой платок и закричала во весь голос, чтобы принесли скорее воды. Только тогда все поняли, что стреляли в генерала. Стали искать убийцу.
Желваков же, перепрыгнув через невысокую изгородь бульвара, бросился вниз по склону горы через маленький садик, затем спустился по крутому обрыву мимо угольного склада Шполянского, стремясь скорее попасть на Гаванную улицу, к станции городской железной дороги Карантин, где его дожидался на дрожках Халтурин.
