Петров был по характеру человеком решительным, а в критические минуты умел быть жестоким. Однако при всей своей, если можно так выразиться, абсолютной военности он понимал, что в строгой военной субординации присутствует известная вынужденность для человеческого достоинства, и не жаловал тех, кого приводила в раж именно эта субординационная сторона военной службы. Он любил умных и дисциплинированных и не любил вытаращенных от рвения и давал тем и другим чувствовать это.
В его поведении и внешности были некоторые странности, вернее, непривычности. Он имел обыкновение подписывать приказы своим полным именем: «Иван Петров» или «Ив. Петров», любил ездить по передовой на пикапе или на полуторке, причем для лучшего обзора частенько стоя при этом на подножке.
Контузия, полученная им еще в гражданскую войну, заставляла его, когда он волновался и, особенно, когда сердился, вдруг быстро и часто кивать головой так, словно он подтверждал слова собеседника, хотя обычно в такие минуты все бывало как раз наоборот.
Петров мог вспылить и, уж если это случалось, бывал резок до бешенства. Но к его чести надо добавить, что эти вспышки были в нем не начальнической, а человеческой чертой. Он был способен вспылить, разговаривая не только с подчиненными, но и с начальством.
Однако гораздо чаще, а верней всегда, он умел оставаться спокойным перед лицом обстоятельств.
Об его личном мужестве не уставали повторять все, кто с ним служил, особенно в Одессе, Севастополе, на Кавказе и в Карпатах, где для проявления этого мужества было особенно много поводов. Храбрость его была какая-то мешковатая, неторопливая, такая, какую особенно ценил Толстой. Да и вообще в поступках Петрова было что-то от старого боевого кавказского офицера, каким мы его представляем себе по русской литературе XIX века.
Такой сорт храбрости обычно создается долгой и постоянной привычкой к опасностям; именно так оно и было с Петровым. Окончив в 1916 году учительскую семинарию и вслед за ней военное училище, он командовал в царской армии полуротой. Добровольно вступив весной 1918 года в Красную Армию, воевал всю гражданскую войну, а после окончания боев на польском фронте еще два года действовал в западных пограничных районах, ликвидируя различные банды. Но и на этом не кончилось его участие в военных действиях. В 1922 году его перебросили в Туркестан, где он до осени 1925 года участвовал в различных походах против басмачей в составе 11-й кавалерийской дивизии. Осенью 1927 года — снова бои против басмаческих банд. Весной и летом 1928 года — опять бои.
В промежутках между этими боями в личном деле Петрова записано еще несколько месяцев какой-то оперативной командировки. Не берусь расшифровывать эту запись, но судя по моим давним разговорам с самим Петровым, командировка эта, кажется, тоже была связана с военными действиями.
Весной и летом 1931 года Петров участвовал в разгроме Ибрагим-бека в Таджикистане. Осенью того же года воевал с басмачами в Туркмении. И, наконец, зимой и весной 1932 года там же, в Туркмении, участвовал в ликвидации последних крупных басмаческих банд.
В этих растянувшихся на пятнадцать лет боях, наверно, и сложился тот облик привычного ко всему, чуждого всякой рисовки военного человека, который отличал Петрова.
Если взять начальную и конечную точки военного пути Петрова в годы Великой Отечественной войны, то, казалось бы, можно считать его человеком, быстро и успешно выдвинувшимся. Петров начал его в звании генерал-майора в Одессе, формируя из ветеранов кавалерийскую дивизию. А встретил День Победы генералом армии, начальником штаба одного из двух крупнейших наших фронтов — 1-го Украинского. После войны он поехал командовать Среднеазиатским военным округом, в котором до войны был начальником пехотного училища. Закончил Иван Ефимович свою жизнь на посту Главного инспектора Вооруженных Сил. Так что, если брать весь его жизненный и военный путь, считать его неудачником никак не приходится.
Но на самом деле путь этот был далеко не гладок, а порой и странно тернист, по причинам, не до конца понятным.
В июле 1941 года Петров сформировал кавалерийскую дивизию из ветеранов гражданской войны — буденовцев и котовцев — и в начале августа стал воевать во главе ее. 20 августа был назначен командиром 25-й Чапаевской дивизии, а 5 октября, накануне эвакуации Одессы,— командующим Приморской армией.
После Одессы — девять месяцев обороны Севастополя в качестве командующего всеми его сухопутными силами. После падения Севастополя И. Е. Петров — командующий Черноморской группой войск, командующий Северо-Кавказским фронтом, а затем командующий войсками Отдельной Приморской армии.
И тут, в начале 1944 года, за неудачную, связанную с гибелью нескольких военных кораблей набеговую операцию,— снятие с должности. И не только снятие, но и понижение в звании — из генералов армии — в генерал-полковники. Одновременно с Петровым снимают и командующего флотом. Кто и в какой мере был виноват в происшедшем — еще может стать предметом дополнительного изучения, но факт остается фактом: Петрова снимают с армии, с погон у него снимают одну звезду, а войска, которыми он прокомандовал все самое тяжелое время обороны Кавказа, воюют в Крыму уже во главе с другим командующим.
Действительно ли были достаточные причины снимать Петрова и понижать его в звании? Последующие события заставляют в этом усомниться — ровно через два месяца после всего случившегося Петрова назначают командующим 2-м Белорусским фронтом, которому по плану Ставки вместе с другими фронтами предстояло окружить и разгромить немецкую группу армий «Центр» в Белоруссии. Исходя из нормальной человеческой логики, было бы странно поручать командование одним из фронтов в этой огромного значения операции только что не справившемуся со своими обязанностями и пониженному в звании генералу. При том, конечно, условии, если он был действительно кругом виноват.
Казалось бы, все хорошо. Однако не тут-то было! Проходит полтора месяца, и перед началом операции, уже спланированной на своем фронте Петровым, его опять снимают.
Петров так тяжело воспринял это второе снятие, что никогда, даже через много лет после войны, не хотел говорить о нем. Поэтому в данном случае я сошлюсь на человека, на долю которого в качестве представителя Ставки «выпала задача как можно безболезненнее обеспечить замену командующего». Я имею в виду воспоминания генерала армии С. М. Штеменко в «Военно-историческом журнале», где рассказывается история снятия Петрова с командования 2-м Белорусским фронтом.
