…Следует ли из этого, что социальная революция, должна, как об этом мечтают реформаторы-государственники, опрокинуть все ограды мелкой собственности, уничтожить сады и огороды, обработанные с любовью крестьянином, и пройти по всему этому паровым плугом для внедрения благодеяний, еще весьма гадательных, обработки земли на большую ногу?
Что касается до нас, то мы, конечно, ни в каком случае этого не сделаем. Ни в каком случае мы не прикоснемся к тому клочку земли, который крестьянин обрабатывает своими собственными руками при помощи своих домашних, не прибегая к наемному труду…
В Англию, где Кропоткин побывал уже трижды, ему легко было возвращаться. Там оставались коллеги по Королевскому географическому обществу и русские друзья-эмигранты. К тому же социальная активность британского общества значительно возросла по сравнению с тем, что он наблюдал четыре года назад.
Так случилось, что на этот раз Кропоткин приехал в Англию надолго: он прожил там больше тридцати лет. В шутку он называл это «ссылкой» после тюремного заключения. Но, конечно, это была добровольная ссылка, которая предоставляла максимум возможной свободы. Почти каждый год Петр Алексеевич выезжал в другие страны Европы, дважды, в Америку, много ездил по Англии и Шотландии, но всегда возвращаться в район Лондона. Там был его дом.
В те годы промышленность Англии переживала сильнейший кризиС. Улицы были переполнены безработными, бездомными, обнищавшими людьми, готовыми к неуправляемому бунту. И имущие жители Вест-Энда пытались как-то заглушить недовольство с помощью благотворительности. Собранные в пользу безработных деньги конечно не спасали положение. Однако Кропоткину такое поведение показалось достойным внимания: это было едва ли не первое широкое проявление сочувствия благополучных классов беднейшим.
На первое время их с женой приютили Фанни и Сергей Кравчинские, уже два года жившие на улице принца Уэлльского. Кропоткина хорошо знали в Англии. Он сразу же получил несколько приглашений читать лекции. И осенью 1886 г. объехав почти все большие города Англии и Шотландии. Анархический социализм и преобразование общества на безгосударственной основе - вот главные его темы. Рассказывал он и о только что отбытом тюремном заключении, и о положении в России. «Каждый вечер я виделся после лекции со множеством народа, принадлежавшего к самым различным классам. И в скромной ли комнате рабочего или в гостиной богача завязывалась одинаково оживленная беседа о социализме и анархизме, продолжавшаяся до глубокой ночи… Всюду она велась с одинаковой серьезностью» 1.
1Записки, С. 313-314.
Его спрашивали, кто будет организовывать производство при социализме и какой нравственный двигатель заменит ныне существующее в обществе принудительное начало. Спрашивали о том, какие уступки необходимо будет сделать, чтобы удовлетворить требования английских рабочих. Ведь Англия - страна левого центра, заметил как-то Кропоткину Джозеф Коуен, старый член парламента, и всегда живет компромиссами.
Рабочие допускали возможность захвата предприятий, но их интересовало, удастся ли ими управлять. Они уже понимали невозможность истинной социализации производства при сохранении государства, они решали вопрос о том, как смогут наладить управление сами рабочие. Поразило Кропоткина значительное участие в рабочем движении людей из средних и даже высших классов (этого он не видел в Швейцарии). Среди организаторов митингов, на которых говорились речи весьма левой направленности, нередко были люди из буржуазного круга, они же собирали деньги в пользу стачечников, безработных и бездомных. Обнаруживались даже какие-то признаки, хотя и очень слабые, начавшегося в Англии движения «в народ»: представители интеллигенции устраивали народные университеты, часто посещали рабочие кварталы, а то и поселялись там жить. Например, такое поселение существовало в Лондонском пригороде Тойнби-Холл.
Группа единомышленников Петра Кропоткина стала издавать ежемесячник «Fredom» («Свобода»). Эта газета стала пропагандистом кропоткинских идей в Лондоне, своего рода преемником «Бунтовщика», который продолжал существовать. Из Швейцарии под названием «Le Revolte» («Восстание») издание было перенесено в Париж. Позже, когда газету редактировал Жан Граф, она стала называться «Temps Nouveaux» («Новые времена»), но суть ее оставалась все той же - кропоткинской.
Сотрудничая в этих газетах, Кропоткин изо дня в день убеждал своих читателей, что государство, даже если его возглавят социалисты, не способно справедливо обеспечить потребности всех членов общества при условии, что оно будет рассчитывать на централизацию и принуждение, а не на свободную инициативу непосредственно крестьян и рабочих, объединяющихся в ассоциации, связанные только взаимной заинтересованностью и солидарностью. Идея ассоциаций не нова, ее развивали еще Роберт Оуэан и Шарль Фурье. Но Кропоткин определенным образом трансформировал ее, подведя под нее естественно научный фундамент, хотя черты первоначального утопизма сохранились и в кропоткинской теории.
Собственно, на все социальные проблемы он смотрел сквозь призму своего знания и глубокого понимания природы. Став общественным деятелем, он не перестал быть ученым - география, геология, биология продолжали его интересовать, как и прежде. Это было видно даже по тем журналам и газетам, в которых появлялись его статьи: революционные памфлеты всегда чередовались с публикациями на научные темы. И в научном сообществе его знали также хорошо, как в средине радикально настроенной интеллигенции. Он был знаком со многими выдающимися учеными Англии, прежде всего, конечно, с естественниками. Так, во время своего «турне» на северо-востоке страны с лекциями для рабочих, прибыв в Эдинбург, он остановился у известного филолога Джона Стюарта Блэкки, переводчика Эсхила, а в доме биолога Патрика Геддеса встретился с 25-летним норвежцем Фритьофом Нансеном, который еще только обдумывал свой план пересечения на лыжах ледяного щита Гренландии. Через десять лет он будет приветствовать его возвращение из героического дрейфа на «Фраме» и похода к Северному полюсу, через предсказанную в 1871 году Землю Франца-Иосифа.
Лето 1886 года принесло Кропоткиным страшное известие - брат Александр застрелился в Томске вечером 25 июля. Получив разрешение вернуться из ссылки в Центральную Россию, он отправил семью и обещал поехать следом. Петр звал его к себе, но Александр не верил в то, что ему разрешат выехать за границу. А приступы тоски, которую он называл «фаустовской», находили на него временами и прежде. Теперь, оставшись в Томске один, он не выдержал очередного приступа, и ощущение тупика, бессмысленности жизни погубили его.
