«Я была в Петергофе. Петр III жил и пил в Ораниенбауме, — рассказывала императрица в письме Понятовскому. — В 6 часов утра 28-го Алексей Орлов входит в мою комнату и говорит мне с большим спокойствием: „Пора Вам вставать. Все готово для того, чтоб Вас провозгласить… Пассек арестован“. Я не медлила более, оделась как можно скорее и, не делая туалета, села в карету, которую он привез. В пяти верстах от города я встретила старшего Орлова, и мы отправились в Измайловский полк»[472].
Однако прежде чем императрица оказалась окружена измайловцами и почувствовала себя в безопасности, произошло много интересного. Биограф Алексея Орлова В. А. Плугин резонно задался вопросом: в какую карету села Екатерина? И насчитал по разным источникам четыре экипажа, посланных за императрицей в Петергоф. «Телега» Дашковой, карета Панина, возок, на котором примчались Орлов и Бибиков, и, кроме того, некое транспортное средство, которое упомянул анонимный украинский автор из окружения К. Г. Разумовского. Исследователь объединил кареты Дашковой и Панина, так как оба упоминали доверенную камер-юнгферу Шкурину, у которой до времени стоял экипаж. Вероятно, речь идет об одном и том же возке, только каждый из мемуаристов приписал честь его отправки себе. Что касается гетмана, то о его карете больше нигде не говорится, и Плугин предположил, что безымянный рассказчик отдал своему патрону еще и этот подвиг в организации революции[473].
Было бы резонно сесть на свежих лошадей, следовательно, воспользоваться каретой Панина. Но при выходе Екатерины из Монплезира произошла заминка. О ней кое-что разузнал Шумахер, который, впрочем, «послал» за Екатериной не Алексея, а Григория — в дипломатических донесениях братьев часто путали. «28 июня по старому стилю, около 6 часов утра, она в черном траурном платье с орденом св. Екатерины вышла из дворца, — писал об императрице датчанин. — Ее сопровождали камер-юнгфера Екатерина Шаргородская и камердинер Василий Шкурин. Вместе с ними она прошла большой садовой аллеей к главным воротам, чтобы сесть там в уже упоминавшуюся карету, запряженную всего двумя лошадьми. Но поскольку слева показались фигуры двух мужчин, наверное, вышедших погулять в саду, то императрица не стала садиться здесь, а вернулась к другим воротам, несколько левее первых. Туда же подъехала и карета. Однако те люди, по-видимому, из любопытства, последовали и в эту сторону, так что у них на глазах императрица с юнгферою уселись в карету, камердинер стал на запятки, туда же к ним присоединился Бибиков, а Григорий Орлов поехал вслед за каретой верхом»[474]. При замене Григория на Алексея все встает на свои места.
О заминке упоминала и сама Екатерина: «Когда императрица отправилась из Петергофа, она потеряла более получаса времени, проходя садами, и вследствие этого не нашла кареты и была узнана на улице некоторыми прохожими. С нею была только горничная, которая ни за что не хотела ее оставить, и ее первый камердинер, искавший карету»[475].
Что заставило Екатерину «потерять более получаса времени, проходя садами»? Вероятно, «две мужские фигуры», отмеченные Шумахером. Каким бы беспечным ни был Петр III, а все главы заговорщиков вспоминали о приставленных к ним соглядатаях. За Орловым следил Перфильев. Панин говорил Ассебергу, что при нем «постоянно находился один флигель-адъютант императора, без сомнения, для наблюдения». Дашкова боялась, что собственные слуги могут донести, и сказала Орлову, что на улице ей безопаснее беседовать, чем дома. Словом, два прогуливающихся в ранний час придворных должны были вызвать у нашей героини законные опасения, тем более что они последовали за императрицей и видели, как она села в карету.
Пытаясь ускользнуть от любопытных глаз, Екатерина прошла «садами» из Нижнего парка в Верхний, что как раз заняло полчаса, и вышла из бокового входа. Так как карета, за которой пошел Алексей, подъехала к главному входу, то и пришлось посылать на ее поиски Шкурина. Пока государыня стояла на улице, поджидая экипаж, она «была узнана… некоторыми прохожими».
Сохранилась гравюра, изображавшая отъезд Екатерины из Петергофа. Ее автор Иоганн Конрад Кестнер создал по заказу императрицы цикл рисунков, иллюстрировавших славные события 28 июня. При столь важной «государственной» работе художник не мог полагаться на свое воображение: ему говорили, что и как изображать. Поэтому гравюры Кестнера нужно воспринимать, как ценный исторический источник.
На рисунке показаны боковые ворота Верхнего парка. Вдалеке виднеется Петропавловский собор. На переднем плане небольшая двухместная карета с шестеркой лошадей — единственное подтверждение, что это действительно панинский экипаж. Екатерина выходит из ворот в сопровождении Шкурина. У ограды застыла верная камер-юнгфера Шаргородская. На коне возле экипажа гарцует Алексей Орлов. Практически все детали совпадают с рассказом Шумахера, за исключением числа лошадей. Но эту ошибку можно простить советнику датского посольства, ведь в столицу императрица действительно прибыла в карете, запряженной парой, а не цугом. В дороге случилось еще одно происшествие, заставившее нашу героиню переменить карету.
Сама Екатерина писала об этом кратко: «В пяти верстах от города меня встретили старший Орлов и младший князь Барятинский, уступивший мне место в экипаже, ибо мои лошади выдохлись, и мы все вместе направились в Измайловский полк»[476]. Разные источники упоминали, что измученные быстрой скачкой кони пали, и некоторое время императрице пришлось пройти пешком, после чего Алексеем и Бибиковым была найдена крестьянская телега, а только потом появился Григорий с Барятинским. Если в истории с павшей лошадью есть доля истины, то придется предположить, что Орлов увез Екатерину все-таки не в панинской, а в своей карете, почему животные и не выдержали обратного пути.
То был опасный момент: остаться без средств передвижения на открытой дороге недалеко от Красного Кабака. Почти провал. Рюльер сообщал, что заговорщики предвидели возможность неудачи «и на сей случай приготовили все к побегу императрицы в Швецию. Орлов со своим другом зарядили по пистолету и поменялись ими с клятвою не употреблять их ни в какой опасности, но сохранить на случай неудачи, чтобы взаимно поразить друг друга»[477]. Но как бы то ни было, ни стреляться, ни бежать в Швецию не пришлось.
По пути нашей героине встречались разные лица, узнававшие и не узнававшие ее. Например, трактирщик Нейман, окликнувший Алексея: «Кем это ты навьючил экипаж?» Бравый капитан велел ему помалкивать. Или парикмахер императрицы француз Мишель, которого она якобы позвала с собой. Поступок весьма предусмотрительный, если учесть, что Екатерина «не делала туалета». Характерна реакция куафера: он решил, что хозяйку уже арестовали, и его повезут теперь вместе с ней в Сибирь.
