Это был настоящий хоккейный ликбез. В апрельские и майские дни 1977 года своими обозрениями Тарасов заставил многих людей взглянуть на хоккей другими глазами. Глазами мастера, тонко подмечавшего малейшие нюансы игры и умевшего в доступной форме рассказать о сложном.
В корреспонденции, датированной 1 мая, Тарасов сообщает: «…Сегодня у чехословацких и советских хоккеистов первомайский праздник. Они участвовали в демонстрации, организованной коммунистической партией Австрии». После праздника, собственно, все проблемы у лидеров и начались: три поражения (два от шведов, одно от чехов) в четырех остававшихся до завершения чемпионата матчах.
Тогда в Вене команда заранее почувствовала себя чемпионом. Просьбу общества дружбы «СССР — Австрия» принять участие в организованной коммунистами демонстрации большая группа хоккеистов восприняла как завуалированное разрешение расслабиться. Тарасов, разумеется, не знал об этом, как, впрочем, не знал об этом и руководитель советской делегации в Вене Валентин Сыч, вмешивавшийся в тренерские решения по составу и игре, но не заметивший (а уж это руководитель делегации обязан был замечать!), как хоккеисты заранее приступили к празднованию чемпионских титулов. О нарушениях режима в Вене Сычу спустя несколько лет поведал Владимир Шадрин, выступавший вместе с ним на встрече с болельщиками.
…В начале 90-х годов режиссер Эмиль Мухин задумал снять документальный фильм об Анатолии Владимировиче Тарасове. Он нашел средства на съемку, что сделать было тогда непросто, договорился с Тарасовым и обратился к своему приятелю, известному телекомментатору Геннадию Орлову.
«Обратился сначала как бы за советом, — вспоминает Геннадий Сергеевич. — Потом вдруг говорит: хочу, чтобы и ты поучаствовал. У меня такого желания, если честно, не было. Тогда Мухин составил список из пяти комментаторов, очень представительный, с Евгением Майоровым во главе — на согласование Тарасову. Потом звонит мне из Москвы: мол, Анатолий Владимирович сказал, пусть Генка Орлов будет. Хотя знакомы мы были шапочно. Брал у него, конечно, интервью, но не более того. Большой дружбы не было. Конечно, я относился к Тарасову с уважением и пиететом, даже в бане с ним довелось попариться, но так, чтоб разговаривать по душам… В общем, я выдвинул одно условие: соглашусь, если Тарасов расскажет всю правду про отношения с Бобровым и Пучковым, своими главными антагонистами».
Тарасов пообещал быть предельно откровенным и, по словам Орлова, сдержал обещание. В трех сериях, названных авторами «Дилетанты», «Любители» и «Профессионалы», он подробно отвечает на вопросы Геннадия Сергеевича — на самые разные темы. «Мы, — рассказывает Орлов, — заранее к интервью не готовились, он не знал наперед, о чем будем говорить. Что касается Пучкова, была такая история. Николай Георгиевич в фильме очень высоко отозвался о Тарасове, назвал его гением тренировки. Анатолий Владимирович эту серию не просматривал: он заранее видел только первую, а остальные мы уже гнали с колес. И вот Тарасов, посмотрев фильм, набирает мой номер и буквально рыдает в трубку. Старик был растроган: ты, говорит, Генка, сделал для меня самый большой подарок. Для него те слова Пучкова оказались очень важны. Ну и для меня это была радость автора. Не буду врать, я этой работой горжусь».
Пучков, с которым у Тарасова сложились непростые отношения, сказал в фильме, что принадлежит к категории учеников Тарасова: «Я просто горжусь этим. Он своим отношением к делу, своей великой творческой заряженностью заряжал других, причем заряжал не только на какой-то матч, на какую-то игру. Он заряжал на всю жизнь».
Орлов, проговоривший с Тарасовым в общей сложности почти сутки и называющий его «гигантом», сравнивает Анатолия Владимировича с Сергеем Королевым: «Тот — отец космонавтики, этот — нашего хоккея».
Сравнение на первый взгляд несопоставимое. Сравнивать хоккей и космонавтику некорректно. Но характеры гигантов, совершивших коренные перевороты в областях своей деятельности, действительно схожи.
Тарасов, как и Королев, обладал характером полководца, способного принимать важное и верное решение в считаные секунды, без предварительной обработки информации, на основе сумасшедшей интуиции, потрясающего чутья. А сражения, как известно, выигрывают не те, кто раздает советы, а те, кто принимает решения.
Академик Борис Раушенбах так вспоминал о Королеве, с которым вместе работал:
«Он нередко играл, как на сцене. Он был великий артист, и надо было суметь различить, когда его гнев настоящий, а когда — напускной».
А Тарасов? О его артистизме в хоккейном мире знали все.
«Однажды, — вспоминал Раушенбах, — говоря о главной черте ученого-организатора, Сергей Павлович сказал: “Главное — целеустремленность”. И объяснил: ум, талант, эрудиция — это предполагается, это само собой разумеется для всякого ученого. Однако только человек, обладающий огромной целеустремленностью, который умеет не разбрасываться, не отвлекаться каждой новой интересной идеей, но выбрать подлинно высокую цель и найти пути для ее достижения, — может стать ученым-организатором».
У Тарасова — предельная целеустремленность. Для него главным было соревнование с Канадой, для Королева — с Америкой. Оба стремились опередить соперников в этом соревновании.
Раушенбах называет Королева «человеком, для которого принципы были дороже приятельских отношений». Хотя довелось академику в 60-е годы услышать от Сергея Павловича и брошенное им в сердцах парадоксальное высказывание: «Я понял, что главный конструктор должен быть сволочью…»
Глава пятнадцатая КАНАДСКАЯ ДОМИНАНТА
Канада для Тарасова была всё равно что Гамбург начала XX века для борцов — проверкой по самому высокому, «гамбургскому» счету. Выражение это ввел в оборот Виктор Шкловский: «Гамбургский счет — чрезвычайно важное понятие. Все борцы, когда борются, жулят и ложатся на лопатки по приказанию антрепренера. Раз в году в гамбургском трактире собираются борцы. Они борются при закрытых дверях и завешенных окнах. Долго, некрасиво и тяжело. Здесь устанавливаются истинные классы борцов — чтобы не исхалтуриться. Гамбургский счет, — полагал Шкловский, — необходим в литературе». И пусть это выдумка писателя, смысл выражения действительно чрезвычайно важен. Не только в литературе, в любом деле. Хоккей не исключение.
Глобальной идеей Тарасова было участие его команды в турнире НХЛ. Команда могла бы называться «Москва» или «ЦСКА», быть, по сути, сборной СССР и пройти настоящую проверку в энхаэловском пекле. Тарасов легко нашел в календаре Национальной хоккейной лиги «окна», в которые могли бы поместиться матчи команды из Советского Союза. В случае реализации тарасовской идеи на его команду, несомненно, обрушилась бы вся мощь НХЛ. На «клуб Тарасова» все энхаэловские команды настраивались бы как на самого важного соперника.
