Однако в августе 1834 года сладостный рай стал адом. Свора кредиторов напала на след и принялась лаять так громко, что Жюльетте пришлось признаться любовнику, как велика сумма ее долгов. Двадцать тысяч франков?! Сын генерала Гюго, получавший в отрочестве на свои расходы только два су в день, пришел в неописуемую ярость: он кричал, что постепенно все заплатит сам, хотя бы это стоило ему здоровья и даже жизни, но обещания перемежались жесточайшими упреками. Что же она натворила? Страстная сила ее угрызений совести наводит на мысль о каких-то серьезных провинностях. Она писала Гюго: "Ах, оставь, никогда ты не знал любви более чистой, чем моя любовь, более искренней, более прочной, и все же я презренная женщина. Чего ты потребуешь от меня? Чем я могу исправить, искупить преступление, в котором я не виновата, ибо оно произошло не знаю как и я не была в нем сообщницей ни душой, ни телом! Скажи, произнеси приговор. Я подчинюсь, претерплю любую кару, лишь бы не умерла наша любовь..."
И она бежала со своей маленькой дочкой в Бретань, где жила в Сен-Ренане ее сестра Рене (госпожа Кох). В разлуке оба любовника поняли всю меру своего безумия. Ну что такое деньги, что такое долги в сравнении с великой любовью? Гюго пустил в ход "и ноги, и руки, и когти", чтобы спасти Жюльетту от ближайшей опасности. Он дошел до того, что воззвал к Прадье (которого он называл "князем Фюрстенбергским" - по названию улицы, на которой жил скульптор) и потребовал, чтобы тот по крайней мере взял на себя расходы по содержанию своей дочери Клер, но Прадье от этого отказался. Он заявил, что может сделать это только в том случае, если Виктор Гюго выхлопочет для него заказ на скульптурную группу для Триумфальной арки. Циничный торг. А Жюльетта с дороги слала письмо за письмом:
"Виктор, я умираю без тебя... Неужели правда, что ты меня ненавидишь, что я тебе противна, что ты презираешь меня?.. Я сделаю все, что ты потребуешь; я сделаю все, Боже мой! Только скажи, хочешь ли еще быть со мной?"
Он очень хотел быть с нею и делал все, чтобы ей помочь:
"Виделся сегодня с господином Прадье. Я затронул его за живое. Он вел себя так, как должно, и теперь решено, что отец твоего ребенка и я сделаем все, чтобы тебя спасти. Если понадобится, он возьмет на себя обязательства, так же как и я, но для этого надо, чтобы ты была в Париже. Прадье держится такого же мнения. Твое присутствие необходимо, ты должна всем руководить и все распутать. Я со своей стороны, только что выцарапал когтями тысячу франков. Видишь, что может совершить любовь. Сейчас побегу на почтовую станцию. Если захвачу место в дилижансе, выеду во вторник, и в пятницу ты меня увидишь... Больше суток не ел ничего, но это пустяки, я люблю тебя..."
Оставив Адель и детей в усадьбе Рош, Гюго помчался в Бретань. Он встретился с Жюльеттой в Бресте, под голубым небом, у голубого моря после туманов и непогоды наступили прекрасные дни. Любовники поклялись больше не причинять друг другу страданий.
На пути к своей возлюбленной Гюго успокаивал жену:
Виктор Гюго - Адель Гюго, Ренн, 7 августа 1834 года:
"Прощай, дорогая Адель. Я люблю тебя. До скорого свидания. Пиши мне почаще, и, конечно, длинные письма. Ты радость и честь моей жизни. Целую твое прекрасное чело и твои прекрасные глаза..."
Для Адели, которая могла теперь совершенно свободно прогуливаться с Сент-Бевом под густыми деревьями по берегу Бьевры, не составило большого труда и не было с ее стороны большой заслугой ответить любезным письмом на снисходительное смирение мужа.
"Я не хочу говорить ничего такого, - писала она, - что могло бы тебя опечалить, когда ты вдалеке, а я не могу быть возле тебя. Впрочем, я думаю, что и при всех этих обстоятельствах ты, в сущности, любишь меня, а раз не спешишь возвращаться, значит, тебе весело, и уверенность в том и в другом делает меня счастливой..."
Равнодушие порождает снисходительность.
Жюльетта и Гюго возвращались не спеша, короткими перегонами, она дремала в дилижансах, положив голову ему на плечо, он не упускал в пути ничего примечательного, видел каторжников в Бресте, менгиры в Карнаке, осматривал старинные церкви, в Туре ходил в театр на "Лукрецию Борджа". Потом, 2 сентября. Жюльетта вновь поселилась в своей комнатке в деревне Мете, а Гюго в усадьбе де Рош, и для них началась простая, бесподобная жизнь, длившаяся полтора месяца. В доме тетушки Лабюсьер (куда Антуанетта Ланвен, подруга Жюльетты, служившая посредницей между ней и Прадье, часто привозила маленькую Клер) мадемуазель Друэ сама убирала и стряпала, ела в кухне; у нее было только два платья - одно шерстяное, другое линон-батистовое в розовую и белую полосочку; но сама эта бедность, жестяные ложки, грубые башмаки, отсутствие всяких развлечений свидетельствовали о ее покорности и любви. Поэтому Гюго, в котором этот аскетизм, соблюдавшийся Жюльеттой по его требованию, удовлетворял странное желание властвовать, преподнес ей экземпляр повести "Клод Ге", сделав на титульном листе такую надпись: "Моему ангелу, у которого отрастают крылья. - Мете, 2 сентября 1834 г.". Ежедневно Гюго приходил к ней пешком через лес. Адель была сообщницей, Луиза Бертен наперсницей. Старым девам, если они добры, нравится аромат любви. По большей части Жюльетта выходила навстречу возлюбленному и ждала его в лесной чаще под старым каштаном; "стройная, с высокой грудью, румяная, с прелестной лукавой улыбкой, приоткрывавшей губы, она казалась чудным цветком, поднявшимся из грубой чаши, которую образовало дуплистое дерево". Завидев любовника, она выпрыгивала на дорожку, обнимала его в прозрачной дымке лесных испарений и увлекала в густые заросли, где мох устилал землю мягким ковром.
Любовь и природа создают дивную гармонию. "Веселый щебет в гнездах, таящихся под сенью леса", сливался со вздохами любовников. Они были счастливы. Гюго, который любил объяснять и мир, и Бога, и все на свете, нашел в раскаявшейся прекрасной грешнице восхищенную и покорную ученицу. Однажды их застала в лесу гроза, они укрылись от нее в дупле старого каштана, и это происшествие стало для них дорогим воспоминанием. Жюльетта дрожала от холода, он пытался согреть ее; капли дождя падали с его волос на ее шею. Но он говорил ей: "Всю жизнь я буду помнить твои слова, полные нежной заботы и ума". Жюльетта Друэ была из тех женщин, которые благодарны мужчине, если он восхваляет не только их красоту, но и благородство души. Жюльетта, которую осуждали так строго и которая сама осуждала свое прошлое, жаждала услышать ласковые слова:
Когда поэзия моя, людьми гонима,
Так сладостно прильнув к тебе, вкусит покой.
Тобой душа моя печальная хранима,
Как огонек свечи заботливой рукой;
