Большую часть следующей недели я осматривал дома, в среднем, по пять за день, пока, наконец, не забрался в своих исканиях на полкилометра в лес по грязной дороге. Я увидел конюшни, озеро с эллингом, а в конце дороги — готический замок с огромными настенными часами, окруженный сухим рвом.
Когда я прошел через подъемный мост, меня приветливо встретил джентльмен примерно лет шестидесяти, предложивший пройтись по всем комнатам, битком забитым старинными и антикварными предметами, в том числе десятками масляных портретов XVIII века, дубовыми корабельными сундуками с медной окантовкой и огромным чучелом анаконды. Полное отсутствие каких-либо современных электрических устройств — радио или телевизора — еще более усиливало иллюзию того, что я попал в другое столетие. 25-метровый обеденный зал, к примеру, был оснащен менестрельевой галереей, а в дальнем конце — огромным церковным органом.
Хотя этот господин (как и его отец, и дед) прожил там всю жизнь, он и понятия не имел, сколько именно комнат в имении, но полагал, что их, по крайней мере, пятьдесят. Из-за преклонного возраста он и его жена вынуждены были перебраться в крайние комнаты особняка, а теперь — и вовсе продать его. Я был глубоко взволнован страдательностью их положения, но все же считал, что само имение переходит в хорошие руки, ибо не сомневался, что Джон страстно его полюбит.
В следующее воскресенье я повез туда Джона и Йоко в переделанном «Мини-Купере», который он разрисовал яркой желтой и зеленой краской, оснастил темными стеклами, гоночными колесами и полной стерео-системой, что в 1978 году все еще было в диковинку. Для того, чтобы передохнуть после долгой езды, мы остановились перекусить в одной деревенской таверне.
Пока я пошел заказать нам пива и сэндвичей, Джон и Йоко уселись на траве в саду. Вся клиентура пивняка застыла в изумлении от вида этих двух чужестранных фигур на лужайке: Джон и Йоко тогда как раз начали носить все только белое, а их волосы ниспадали сзади на плечи. Таким вот было первое публичное появление Джона и Йоко как пары, хотя сообщение об этом по таинственной причине не достигло алчущих ушей Флит-стрит.
Я еще не успел остановить желто-зеленый «Мини-Купер» возле особняка, а Джон уже шумно выражал свое восхищение тем, что видел вокруг. Тем не менее, когда я постучал в дверь, мы инстинктивно собрались и настроились на критический лад. Я еще не сообщал фамилии потенциального покупателя, ибо хорошо знал о нелюбви Джона к бурной реакции незнакомцев. Однако, этот пожилой господин приветствовал нас доброй улыбкой и пригласил «на чашечку чая». Когда я, наконец, представил своего спутника по имени, он и глазом не моргнул. Мы с Джоном обменялись взглядами, говорящими: должно быть, это последний в Англии человек, не знающий о БИТЛЗ, поскольку Йоко была уже «просвещена».
Внутренний интерьер особняка впечатлил Джона еще больше, чем наружный. Немалых усилий ему стоило сохранять приличие и подавить свое желание поиграть на старинном церковном органе. У одной из комнат наш хозяин сказал в извиняющемся тоне: «Вам придется простить меня за следующую комнату, но мой внук так любит всю эту современную поп-музыку…» После этого мы вошли в комнату, стены которой от пола до потолка были обклеены фотографиями БИТЛЗ, в том числе и большим цветным плакатом Джона Леннона, возле которого (пока стоявший спиной пожилой джентльмен словоохотливо болтал), с едва сдерживаемой улыбкой позировал живой Джон Леннон.
Всю дорогу назад, в Уэйбридж, Джон заливался от радости. «Это именно то, что нужно, Пит! Покупай! Мне плевать, сколько это стоит, покупай и п…ц!»
Я тогда совершенно не обратил внимания на то, что за время нашей экскурсии Йоко не произнесла ни слова, что она вообще часто делала в моем присутствии. Высадив их в Кенвуде, я сообщил агентам по недвижимости, что особняк можно считать проданным.
Когда я позвонил Джону на следующий день, я упомянул об этом. «Извини, Пит, — пробормотал он, — ничего не выйдет. Йоко он не понравился…»
«Ну, раз такое дело, — сказал я, — мне этим больше нет смысла заниматься. Я прекрасно знаю, что нравится ТЕБЕ, а не что нравится Йоко. Я просто передам тебе все фотографии и описания, а дальше уж решайте все сами.»
Однако, в результате всего этого я купил себе небольшой домик в Эшере, позволивший мне проводить больше времени с женой и сыном, хоть я и продолжал каждое утро преодолевать короткий путь в Кенвуд и работать в качестве персонального ассистента Джона.
Большинство людей впервые услышали о Йоко 18 июня 1968 года, в день 26-летия Пола МакКартни. Поводом для этого послужила премьера «В своей манере письма», сценической переработки книги Джона Виктором Спинетти в «Нэшнл Сиэтр Компани», куда я и доставил в своем переоборудованном «Ягуаре» Джона, Йоко и Волшебного Алекса. Наверное, этому не следовало удивляться, но мы все же были поражены той огромной толпой репортеров и фотографов, что поджидали у театра Джона и Йоко, вооружившись фразами, вроде: «Что случилось с Синтией?» и «Где твоя жена, Джон?».
И без слов понятно, что исповеди передовиц утренних газет почти ничего не писали о самом спектакле, который, между прочим, Джону необычайно понравился. Еще через две недели Джон и Йоко вновь оказались в центре внимания, в связи с открытием их первой совместной выставки, названной «Ты здесь», в экспонаты которой вошли ящики для сбора пожертвований в пользу эпилептиков, прокаженных и дебилов и 365 белых воздушных шариков, наполненных гелием, которые Джон запустил в лондонское небо со словами: «Я объявляю эти шарики парящими высоко». И тут почти все в Англии, по крайней мере, так казалось, начали говорить о Битле Джоне — о его прелюбодействе и странной любовной связи со странной японской «художницей», которая была на семь лет старше него, сама была замужем и имела 5-летнего ребенка, и чьим величайшим достиженим было распиливание стульев пополам и продюсирование фильмов, где в течение часа показывали голые задницы.
Поначалу Джон получал немалое удовольствие от скептических сообщений прессы. Конечно, он не делал все это преднамеренно, но прекрасно понимал, что они с Йоко могут поразить мир, как самая странная пара, и даже наслаждался абсурдностью картины, которую они, несомненно, представляли для обывателей. Благодрая Йоко, Джон впервые за многие годы сумел совершенно сбить с толку своих поклонников и вырваться из «безопасного» мешка, в котором он пребывал в полном заточении как Битл. Однако к откровенной мести, обрушенной на него прессой и общественностью, просто за то, что он, по его словам, полюбил женщину, которая не подходила под их полные предрассудков взгляды, он относился с нескрываемым безразличием.
