не смогли разрешить свои разногласия. Сукарно возражал против американской поддержки голландских притязаний на западную часть Новой Гвинеи, на которую также претендовала Индонезия. Эйзенхауэр, следуя совету Фостера, не пошел на уступки и не предложил Сукарно никакой новой помощи. Лидеры двух стран перешли к светской беседе. Эйзенхауэр рассказал, что его любимым актером является Рэндольф Скотт, что неудивительно, поскольку во многих фильмах Скотта, таких как "Пограничный маршал" и "Незнакомец с ружьем", он играл роль, которую Эйзенхауэр представлял как свою собственную: морального законника, который неохотно применяет насилие для умиротворения опасных мест.
Вечером на государственном ужине Сукарно тепло отозвался о Соединенных Штатах. "Я - коричневый человек, индонезиец, азиат", - сказал он. "Но вы принимаете меня как друга. Разве это не настоящая демократия?"
Сукарно очаровал американцев. Он сказал им, что "влюблен в вашу страну" и приехал, чтобы "оценить вас по достоинству". Репортеры роились вокруг него. Их репортажи выходили под заголовками "Сукарно покорил Вашингтон" и "Президент Индонезии поразил столицу; он прервал турне, чтобы поцеловать дам, погладить младенцев". Газета New York Times назвала его "чувствительным азиатским националистом", обладающим "открытым и демократичным характером, очень похожим на характер среднего американца". Ожидание было велико, когда он прибыл на Капитолийский холм для выступления на совместном заседании Конгресса. Он не разочаровал и неоднократно прерывался аплодисментами, даже когда утверждал, что национализм, а не коммунизм, является самой мощной политической силой в мире.
"Поймите это, и вы получите ключ к пониманию большей части послевоенной истории", - сказал он. Если этого не понять, то никакие размышления, никакие словесные потоки и никакая "Ниагара" долларов не принесут ничего, кроме горечи и разочарования".
Сукарно закончил свою речь пожеланием, чтобы Бог "дал нам, Америке и Индонезии, самую лучшую дружбу, которая когда-либо существовала между народами". На следующий день в сопровождении своего двенадцатилетнего сына Гюнтера он отправился в двухнедельное турне по США. В Нью-Йорке ему устроили парад с бегущей строкой, а затем он начал паломничество, чтобы почтить память воображаемых спутников своей юности. Он посетил Маунт-Вернон, Монтичелло, Индепенденс-холл, а также места, связанные с Линкольном, в Спрингфилде (штат Иллинойс). К ним добавились Ниагарский водопад, Гранд-Каньон и Диснейленд, где его сопровождал сам Уолт Дисней и где он сфотографировался за рулем бамперной машины "Дамбо" вместе со своим сыном. Кульминацией поездки стал Голливуд - место, о котором мечтал сам сибарит. Одна из звезд, с которой он хотел встретиться, Ава Гарднер, была в Европе и не смогла принять его, но другая его любимица, Мэрилин Монро, прилетела из Канады, где она снимала фильм "Автобусная остановка", чтобы присутствовать на вечеринке в его честь в отеле Beverly Hills и спеть для него.
В серьезных вопросах Сукарно старался не обидеть. Например, он был озадачен страхом американцев перед коммунизмом, но говорил об этом лишь косвенно. "Я нахожу у американцев только один недостаток, - заметил он. "Они слишком полны страха. Боятся передозировки. Боятся неприятного запаха изо рта. Их преследует страх, что они никогда не избавятся от перхоти. Этого состояния души я не могу понять".
Позднее Сукарно писал, что он "пытался объяснить Джону Фостеру Даллесу политическую окраску нашей страны", но пришел к выводу, что "неприсоединение легко может быть неправильно понято Америкой. Америка любит вас только в том случае, если вы на той стороне, которую она выбирает. Если же вы не идете с ней в ногу, то автоматически считаетесь вступившим в советский блок". На это г-н Даллес ответил: "Политика Америки глобальна. Вы должны быть на той или иной стороне. Нейтрализм аморален".
В молодости Сукарно будоражил толпы людей страстными обличениями колонизаторов, правивших тогда голландской Ост-Индией. Он отсидел в тюрьме и "внутренней ссылке" на Борнео, стал лидером антиколониального движения, а затем, после окончательного ухода голландцев в 1949 г., стал первым президентом Индонезии. Посвятив свою жизнь освобождению страны от поработителя, он вряд ли был готов к тому, чтобы присоединить ее к новому, даже к своим любимым Соединенным Штатам.
Это привлекло Сукарно к нейтрализму. Он называл его mendayung antara dua karang - "метание между двумя рифами". Приняв его, он прямо отверг догмы "холодной войны". Это делало его отвратительным в глазах таких военачальников "холодной войны", как Фостер и Аллен.
Индонезия огромна - тысячи островов, разбросанных по территории, почти равной по ширине Соединенным Штатам Америки, - и невообразимо разнообразна. Ее главная задача - найти объединяющую идентичность. Для этого прежде всего необходим синтез: регионов, традиций, народов, идеологий, языков, систем верований и культур. Сукарно пришел к власти во многом потому, что был мастером синтеза. Для передачи своего видения индонезийской идентичности он использовал завораживающее ораторское искусство, сочетая традиционные и современные риторические стили и зачастую вызывая неистовые призывы и отклики. Он был революционером, который представил себе формирующуюся нацию и воплотил ее в жизнь.
Успех поездки Сукарно в США позволил многим в Вашингтоне предположить, что они завоевали его расположение. Они были очень недовольны, когда всего через несколько месяцев он посетил Китай и произнес речи, восхваляющие его экономический прогресс, а затем отправился в Советский Союз и приветствовал Ленина. Кульминацией стало заявление советских руководителей о предоставлении Индонезии кредита в размере 100 млн. долл.
Для Сукарно восхваление Китая и Советского Союза после восхваления США было способом "грести между двумя рифами". В Вашингтоне это было воспринято как предательство. Американцы с горечью говорили о вероломном госте, о ноже в спину. Time сообщила, что Сукарно нашел "много общего" с коммунистическими лидерами, и предупредила, что кредит в 100 млн. долл. "разместит советских "техников" в стратегических точках разросшейся республики, где уже есть хорошо организованная коммунистическая партия".
Сукарно почувствовал себя оскорбленным и ответил ему тем же. "Для меня и Декларация независимости, и Коммунистический манифест содержат глубокие истины, но Запад не позволяет найти средний путь", - посетовал он. Запад все время угрожает: "Вы хотите, чтобы над вами господствовали коммунисты?". Мы отвечаем: "Нет, но и мы не хотим, чтобы над нами доминировали вы". По крайней мере, Россия и Китай не обзывали нас, когда мы мило улыбались Америке".
Фостер и Аллен считали поездку Сукарно за "железный занавес" унизительной неудачей. В последующие месяцы они с интересом наблюдали за двумя другими событиями, изменившими облик Индонезии. Во-первых, Сукарно выступил с речью, в которой заявил, что ему надоели межпартийные разборки и он хочет "похоронить политические партии". Вторым событием стало восстание внутри армии, выразившееся в двух попытках переворота и сепаратистских настроениях на островах Суматра и Сулавеси. Из этой речи Фостер и Аллен сделали вывод, что
