Многие ценные агенты в связи с закрытием американскими властями генконсульств в Нью-Йорке и Сан-Франциско были переведены на нелегальные формы работы, и потому сведения от них, несмотря ни на что, продолжали поступать в Центр. Об этом свидетельствуют и отзывы на материалы разведки академиков И. В. Курчатова и И. К. Кикоина. «Произведенное мной рассмотрение материала показало, что получение его имеет громадное, неоценимое значение для нашего государства и науки» — так отмечал руководитель советского атомного проекта Курчатов. А вот заключение Кикоина, направленное на имя заместителя Председателя Совнаркома СССР М. Г. Первухина: «Всякое умножение разведывательной информации по плутониевой бомбе было бы и впредь необычайно важно и оказало бы нам большую помощь…»
* * *
В 1948 году суперагент советской разведки Чарльз — доктор Клаус Фукс, на протяжении нескольких лет передававший Советскому Союзу самую точную информацию из Лос-Аламоса о разработках первой американской атомной бомбы, сообщил некоторые сведения о возможности создания нового ядерного оружия — водородной бомбы. Чтобы опять не оказаться в роли догоняющих, советские ученые во главе с А. Д. Сахаровым намного раньше, чем американцы, приступили к развертыванию работ по термоядерной проблеме. На этот раз Сталин не побоялся прослыть агрессором, как это было в 1938 году, когда он наложил вето на урановые исследования, а потом лишь через четыре года дал на них «добро».
Квасников, по службе в Нью-Йорке зная о том, что получаемые от Клауса Фукса материалы всегда отличались научностью, содержательностью и убедительностью, рекомендовал в связи с его переездом в Англию строить работу с ним с максимальной ответственностью, быть предельно внимательными к нему и, главное, заботиться о его безопасности. Инструктируя так выезжавшего в Лондон для работы с Фуксом опытного сотрудника разведки Александра Феклисова, мэтр атомного шпионажа строго наказывал встречаться с агентом только при полной уверенности в отсутствии слежки английских спецслужб, а для каждой последующей встречи разрабатывать и утверждать в Центре план ее проведения.
Клаус Фукс, являясь руководителем отдела теоретической физики Научно-исследовательского атомного центра в Харуэлле, продолжал передавать Советскому Союзу объемную и обстоятельную информацию вплоть до первого испытания отечественной плутониевой бомбы, взрыв которой был осуществлен 29 августа 1949 года.
Неожиданно быстрое создание в СССР атомной бомбы вызвало в правительственных кругах США и Англии предположение, что русские выкрали ядерные секреты. Американские спецслужбы, чувствуя свою вину за утечку информации, развернули бешеную деятельность по выявлению советских шпионов. В результате предательства Фукс был изобличен и арестован. Квасников, узнав о его аресте, поставил вопрос о немедленном выводе из США и Великобритании всех связей Фукса, однако к его голосу не прислушались, считая, что информационный поток в условиях сложной международной обстановки не должен снижаться. В итоге советская разведка потеряла тогда около сорока источников, находившихся на ключевых постах в госаппарате, различных министерствах и научных ведомствах США. Удобными «козлами отпущения» оказались и небезызвестные супруги Розенберг, которые не имели никакого отношения к секретам американской атомной бомбы.
За вклад, который внес Леонид Квасников в дело завершения советских работ по созданию отечественного атомного оружия, он был награжден орденом Ленина.
В 1952 году Комитет информации был упразднен, а взамен его было создано Первое Главное Управление МГБ. Леонида Романовича утвердили начальником научно-технической разведки. Будучи строгим, но справедливым руководителем, обладавшим огромным трудолюбием и умением преодолевать любые трудности, Квасников работал буквально на износ. Благодаря его организаторским способностям из загранрезидентур постоянно поступала в большом объеме документальная развединформация по химии, радиоэлектронике, ЭВМ, микробиологии и ракетно-космической технике. Личный вклад Квасникова в разведку был несомненен и очевиден. Заслужив звание полковника и около двадцати лет возглавляя научно-техническое направление разведки — а это говорит о многом, — он так и не дождался генеральских лампасов и золотых погон, ушел на пенсию скромно — Почетным сотрудником госбезопасности. Умер Леонид Романович в возрасте 88 лет осенью 1993 года. А его заслуги перед Родиной были оценены лишь в 1996 году: указом Президента ему было присвоено звание Героя Российской Федерации.
Послесловие
В последний раз с героем своего очерка я встретился за месяц до его медицинской операции, после которой наступила смерть. Меня интересовало мнение Квасникова по поводу развернувшейся тогда на страницах прессы полемики о том, чьих заслуг — ученых или разведчиков — больше в создании первой советской атомной бомбы, взорванной под Семипалатинском в 1949 году. Совершенно спокойно, взвешенно Леонид Романович высказал свое мнение:
«То, что наша бомба была копией американской, — это фундаментальный факт, рядом с которым блекнут все комментарии и рассуждения и попытки смягчить или не смягчить это. Разведданные были использованы при выборе плутониевого варианта бомбы, метода диффузии для разделения изотопов урана, а также при выборе графита в качестве замедлителя и при других ключевых моментах создания ядерного оружия. Отрицать важное значение добытой развединформации никак нельзя. Я считаю, решение использовать для первой бомбы именно американскую конструкцию, проверенную в США в 1945 году, было совершенно правильным. Ведь речь шла не о борьбе за научный приоритет, а о прекращении американской монополии, становившейся с каждым днем все более опасной, создававшей угрозу новой войны. Поэтому нам надо было тогда спешить, чтобы продемонстрировать миру, что атомное оружие у нас тоже появилось. И тем самым лишить американцев монополии на это чудовищное оружие. Вот почему надо было пользоваться тем, что добывала разведка, но, разумеется, не без каких-то определенных уточнений и изменений.
Меня иногда спрашивают: а могли бы советские ученые и инженеры создать оружие без помощи разведки? По-моему, наши ученые были способны решить все эти проблемы. Ведь следующие образцы нашего ядерного оружия были и легче, и в два раза мощнее американской бомбы. И по габаритам — в полтора раза меньше. Но другое дело — факторы затрат и времени. Разведывательные данные позволили Игорю Курчатову своевременно ориентировать участников советского атомного проекта и не тратить ресурсы и время на проработку множества дополнительных путей, на проверку тупиковых или, попросту говоря, возможных, но более трудоемких вариантов, проведение которых у нас в то время, когда страна жила под лозунгом «Все для фронта, все для победы», было затруднено ввиду недостаточности экспериментальной базы.
