Мы направились мимо Гайд-парка, затем прошли ко дворцу по Пэл-Мэл, миновали Пикадилли, а затем Бонд-стрит. Наш разговор не прекращался ни на минуту.
– Вот черт! – время от времени восхищенно восклицал Эрнест. – Это богатая страна. Посмотри туда, Барон! Даже после сильных бомбардировок эти строения сохранились, а также клубы и дома. Такой великолепный стиль! Давай обойдем вокруг «Хардис». Я хочу взглянуть на место, откуда я покупал рыболовные принадлежности все эти годы.
Мы гуляли до вечера. В отеле нас ждало сообщение от Капы, и вечером Эрнеста не было.
Я встретился с Капой на следующий день.
– У Папы проблемы, – усмехнулся он, – эта чертова борода распугала всех девчонок.
– У меня есть идея, – сказал я, вспомнив былые дни в Чикаго, – познакомь его с Мэри Уэлш. На днях я видел, как она разговаривала с Биллом Уолтоном. Он знает, где ее можно найти.
– Ха-ха, – рассмеялся Роберт, – я могу найти кого угодно.
Через несколько дней Эрнест вновь чувствовал себя замечательно и жизнь снова казалась ему прекрасной.
– Приходи сегодня вечером. Сегодня вечеринка в честь Папы, – сообщил мне Капа через несколько дней после приезда Эрнеста.
В те времена все было крайне неопределенно. Только высшие офицерские чины знали, насколько близок день высадки союзных войск на Атлантическое побережье Европы. Один из них был выслан назад в Соединенные Штаты за свою болтливость. Лондон гудел как улей от неистовой, а чаще всего бестолковой активности. Корреспонденты или офицеры часто устраивали вечеринки, на которых самым популярным развлечением было приударить за хорошенькими девушками. Каждый что-то знал о других людях. Потому что журналистика очень хитроумная и коварная профессия. И те, кто занимался ею хотя бы несколько лет, становились опытными наблюдателями, разбирающимися в источниках информации, мельчайших намеках и способными писать интуитивно. От предстоящего наступления зависело все. Оно или завершило бы войну в Европе, или стало бы одним из самых больших в истории поражений, как говорили наблюдатели.
Квартира Роберта Капы в тот вечер была пропитана атмосферой серьезности, которая быстро улетучилась из-за многообразия спиртных напитков. Капа был мастером что-то организовывать, воровать и незаконно присваивать. В этом городе, полном запретов и ограничений, он наладил поставку замечательного спиртного из различных офицерских столовых города и окрестностей.
Здесь пошло обсуждение различных официальных заявлений, свежих анекдотов и творческих намерений.
Эрнест был с этим знаком еще несколько лет назад, пройдя через лишения, ужасы и нервное напряжение Первой мировой войны и событий в Испании.
– Пойдем-ка на кухню, Барон. Немного побоксируем или поговорим о былых временах, а может, поищем Роберта или еще кого-нибудь.
Мы пошли друг за другом, наполнили по новой наши стаканы и повели разговор о друзьях в Вашингтоне, Нью-Йорке, Ки-Уэст и о том, чем они занимаются.
– Вспомни тот случай, когда ты перевозил одну прекрасную пару на Кубу на своей лодке, и еще одну, и какой разнос я тебе устроил. Какого черта ты мне не сказал, что у девушки был перелом черепа? Почему ты мне это не сказал?
– У меня не было возможности, – ответил я.
Все это мы уже обсуждали давным-давно. Он пришел в ярость, когда обнаружил то, что я привел незнакомцев в его дом. Когда же он наконец сделал паузу, чтобы перевести дыхание, и у меня появилась возможность объяснить экстренность всего этого, он уже был зол на себя за то, что наорал на меня. Я терпеть не мог вспоминать этот случай.
– Вот черт, – произнес он с грустной ухмылкой, – у тебя был тот же самый вид, когда я устроил тебе выволочку за стрельбу по цесарке. Я просто не знаю, что с тобой делать, братишка.
Я быстро сменил тему разговора:
– Ты помнишь, в каком шоке пребывал тот офицер, когда ты сказал ему, что организовал школу снайперов в Мадриде?
– О, ну конечно!
– А еще помнишь, как ты одурачил тех навязчивых офицеров дорожной заставы, рассказав им о своей «триумфальной» поездке домой на заднем сиденье после охоты на голубей?
Эрнест разразился хохотом и шлепнул меня по плечу:
– А помнишь того парня из тайной полиции, который не хотел бросать ружье, и тогда я сказал, что сам отниму его? Его фраза была «попробуй», что, собственно, я и сделал.
– Конечно помню, – ответил я. – А ты помнишь тех двоих яхтсменов, которые одной ночью пришли в бар «Флоридита» и разбили стаканы о мою голову. Они хотели убедиться, Хемингуэй я или нет, имея в виду конечно же тебя.
– Да, да! Я узнал об этом от портье на следующий день и о том, какую взбучку ты им устроил.
Мы по нескольку раз прокручивали в разговоре те воспоминания и поистине фантастические события тех времен.
Постепенно гости стали расходиться. Было уже далеко за полночь.
– Хорошая вещь – алкоголь! – сказал Эрнест. – Он подавляет в тебе чувство времени. Если б ты мог убрать из жизни тяжелые моменты, она была бы очень счастливой… Давай-ка немного побоксируем. Нам нужно поразмяться.
Мы поставили наши бокалы и немного размялись, отрабатывая удары в грудь и подбадривая друг друга. Даже позволяли тем, кто приходил посмотреть на нас, колотить нас по животам. Удивительно, как умело нужно обороняться, когда нижние мышцы живота находятся в максимальном напряжении. И готов поспорить, ни один незнакомый человек не ударит тебя так сильно, как ты сам можешь это сделать.
Девушку Капы звали Пинки. Она была бельгийкой и покинула свою страну. Она была веснушчатой, обаятельной и очаровательной хозяйкой.
– У меня есть все основания называть ее Пинки, – сказал Роберт, – у нее вкус как у земляники. Говорю совершенно честно. Ты сам поцелуй ее, и убедишься в этом.
Он был абсолютно прав.
– Мисс Пинки, доченька, – пропел Эрнест, – ты просто сокровище. Ты та самая, кого мы искали. Ты то, что нельзя описать словами.
Пинки стояла ошеломленная. Ее щеки залил румянец смущения.
– А теперь слушай, – произнес Капа, – это моя девушка. Не вгоняй ее в краску. Найди себе свою подругу.
Мы еще немного побоксировали. С нами на кухне находился квалифицированный доктор. Его звали Питер, и он вызывал у Эрнеста чувство симпатии. Ему не терпелось поговорить еще о прошлых временах и о том, как все тогда обстояло.
– Все было легко и складывалось удачно, – резюмировал он, – легко, потому что тогда все шло как надо. Жаль, что все это теперь далеко и мы не сможем туда больше вернуться.
Время шло к утру. Мы быстро навели порядок и направились к выходу, пожелав на прощание спокойной ночи. Вскоре мы оказались на улице в туманной ночи. Питер со своей девушкой и Эрнест свернули за угол.
