Спустя полгода была объявлена распродажа его библиотеки. Он, наверное, вновь был бы польщен той характеристикой, какую дал ему «Рекламный советчик». Его назвали «хитроумно-изобретательным Дефо». Как Дон-Кихота!
Библиофилам обещали прекрасные книги, «в редком подборе и прекрасном состоянии», а также рукописи и печатные трактаты о политике хозяйствовании торговле путешествиях естествознании минералогии и т. п.
И, наконец, коллекцию гравюр и медалей.
Был выпущен полный каталог, но, к сожалению, пока ни одного экземпляра этой росписи книжных сокровищ Дефо не найдено.
Сохранились некоторые принадлежавшие ему книги, в том числе недавно у нас переведенные «Пираты Америки» Эксквемелина, а также «Путешествия» Олеария, который, как известно, одним из первых иностранных путешественников подробно описал нашу страну.
Год спустя умерла жена Дефо, с которой прожил он пятьдесят семь лет, имел восемь и вырастил шестерых детей. Следы потомков по мужской линии, носивших его имя, вскоре затерялись. Бенджамен, писатель-неудачник, судя по всему, уехал искать счастья в Америку, где удача ему также не улыбнулась. Даниель пытался продвинуться по банковской части, но, баллотируясь в правление банка, получил он всего один голос. Толстой говорил, что писателю нужны не только достоинства, но и определенные недостатки. Сыновья Дефо, как видно, смогли унаследовать главным образом второе без первого. Честолюбие, прожектерско-авантюристическая подвижность – это у них имелось, не было того, что не отрицали в Дефо даже его противники, – большого дарования.
Дефо не поставлено памятника. В Ньюингтоне существует его мемориальный музей. Кроме того, музей Александра Селькирка в Ларго и заповедник на Мас-а-Тьерра – это ведь все также и в его честь. Это памятники незабываемому впечатлению, какое читатели поколение за поколением выносят от его книги.
«Я, разумеется, посетил наблюдательный пункт, где Селькирк провел много дней, всматриваясь в морскую даль, в ожидании судна, которое в конце концов пришло» – это рассказывает один из реальных и прославленных «новых Робинзонов», знаменитый навигатор Джошуа Слонам, прошедший в одиночку под парусами вокруг света.
Бывалый мореплаватель продолжает свои осмотр: «Пещера, в которой обитал Селькирк, находится в самом начале бухты, называемой теперь бухтой Робинзона Крузо. Войдя в пещеру, я нашел ее сухой и годной для жилья».
«Пещера, в которой обитал Селькирк» – мы-то знаем, что пещеры не было, жил Селькирк в хижине. А уж Робинзон вообще жил на другом острове. Но, может быть, вы хотите кого-то разуверить, доказывая, что все было вовсе не так, когда даже настоящий моряк смотрит на остров и на океанский простор сквозь страницы «Робинзона Крузо». Еще бы! Ведь «написано им самим» – это действует сила Дефо.
Один только список его сочинений составляет увесистый том… Всех его книг, как кирпичей, хватило бы на постамент для памятника, ну а туда, на самый верх, поднялась бы только одна фигура. Нет, и не он сам. Человек в странном одеянии, в козлиной шапке и с мохнатым зонтиком стоял бы там, будто на холме, оглядывая окрестности внимательным взглядом моряка. Это даже не персонаж из книги, а нечто большее – символ человеческой выдержки перед лицом немыслимых обстоятельств. Из книги он, сбросив прах переплета, вернулся обратно в жизнь.
Время «работало» над книгой Дефо так же, как преобразовал он сам реальный случай. От века к веку Робинзон рос, становясь фигурой символической.
«Робинзонада» необычайно разрослась после того, как книгу о Робинзоне прочел и истолковал по-своему выдающийся французский мыслитель Руссо (1762), один из тех, кто своими идеями подготовил Великую французскую буржуазную революцию, совершившуюся на исходе XVIII столетия под лозунгами свободы, равенства, братства. Роман Дефо сыграл роль в этой подготовке. Идея добротности человека, его воли к труду и преобразованию мира была подкреплена как примером в том числе и книгой о человеке на острове.
Руссо жил в другое время и в другой стране, чем Дефо, и отсюда, естественно, особенности его взгляда на знаменитую книгу. Главное заключается даже не в различии места и времени, но в разных фазах исторического развития, современниками которых оказались соответственно Дефо и Руссо. Англия только что пережила буржуазную революцию, когда формировался автор «Робинзона», – Франция в эпоху Руссо ожидала переворота; Дефо подводил итоги общественного переустройства – Руссо пророчил о нем. Иллюзии, уже развенчанные, Дефо видел в том, что Руссо рисовал идеалом будущего, Вопросы о человеке и условиях, человека формирующих, о возможностях человека в соотношении с определенными условиями – эти вопросы Дефо ставил, имея перед глазами некую практику их решения. А для Руссо это был предстоящий эксперимент. В Робинзоне Руссо увидел не исторический урок, но абстрактный пример становления человека, самим же Руссо идеализированного.
Мы знаем, Дефо заочно, как бы заблаговременно, начал полемику с «робинзонадой». Он подчеркнул, что остров и одиночество в судьбе его героя не самое существенное. Робинзонов Остров Отчаяния, затерянный в океане, имеет координаты во времени. Мы проверили: оторванный от родных берегов, Робинзон остался современником глубокого социального переустройства, переживаемого страной. Робинзон – результат этого переустройства. Речь у Дефо идет о формировании человеческой личности не на пустынном острове и не в случайном одиночестве. Но Руссо еще даже и подчеркивал, что Робинзон, в сущности, его собственный Робинзон, – «это состояние не есть состояние общественного человека».
Следом за Руссо, учившим, что вся правда – в жизни простой, что называется, «естественной», роман Дефо так и воспринимали призывом к простоте, природе.
Нашлись любители «поробинзонить» (слово Руссо) в реальности. «Робинзонада» перешагнула рамки литературы, сделавшись особым образом жизни. В Западной Европе, Америке и Австралии целые семьи становились Робинзонами, устраивались колонии и даже «республики» по воспоминаниям о простой и праведной жизни Робинзона на острове. Многочисленные робинзоны как бы на деле «переписывали» роман Дефо, устраивая свои «робинзонады», удаляясь от людей, отказываясь от благ цивилизации – следуя авторитету Руссо, а не книге о Робинзоне. Ими не замечалось, что Руссо перетолковал Дефо, направил пафос его сочинения в противоположную сторону. У Дефо в природу вносятся ремесла, удобства – словом, человеческие условия. Не опроститься и одичать, а, напротив, не опуститься самому и вырвать дикаря из так называемой «простоты» и «природы» старается Робинзон. Как ни внушительны достижения Робинзона на острове, они все омрачены одиночеством. Между тем энтузиазм «робинзонады» строится, на искусственном извлечении человека из общества.
