возведенный по образу храма Гроба Господня в Иерусалиме.
Бои за Истру развернулись 25 ноября 1941 года, а уже через две недели, 10 декабря, немцы вынуждены были оставить город. Перед самым своим бегством саперы эсэсовской дивизии «Рейх» заминировали Ново-Иерусалимский монастырь и взорвали его.
Урон выдающемуся памятнику русского зодчества был причинен колоссальный, как установила специально созданная комиссия, ущерб составил более 47 миллионов золотых рублей. Эта цифра впоследствии фигурировала в протоколах нюрнбергского трибунала.
Начавшаяся в 1942 году довольно быстрая организация работ по восстановлению Нового Иерусалима (равно как и Троице-Сергиевой лавры) стояла в ряду тех мероприятий, что были призваны продемонстрировать Западу ослабление антицерковной политики в Советском Союзе. И кому как не Щусеву следовало доверить такое важное дело. Повод был выбран весьма своевременно — поскольку еще недавно в самом Советском Союзе по указке власти разрушались храмы и церкви.
Щусев был потрясен тем жутким состоянием, в котором он нашел древнюю обитель: «Уникальный шатер храма и колокольня взорваны, на земле лежат смятые золоченые главы собора. С трудом можно пробраться через руины храма, загроможденные кирпичным щебнем. Среди этого хаоса кое-где выглядывают фрагменты чудесной майолики с яркой поливой и скульптурного убранства. Перед отступлением фашисты протянули вдоль монастырских стен провод и с чудовищной последовательностью взорвали одну за другой башни монастырской ограды. Расположенный рядом с монастырем городок Истра разрушен… Дома все сгорели дотла. Высятся обгорелые трубы, изуродованные огнем железные скелеты кроватей напоминают о лишившихся крова людях».
Очутившись в Истре, Щусев вновь превратился в художника, создав на пепелище серию этюдов совместно с Е. Е. Лансере, выставленную позднее на обозрение в Московском доме архитектора. Выставка произвела большое впечатление.
Находясь в Истре, Щусев вспоминает молодость — как когда-то, метр за метром обходя мавзолей Тамерлана в Самарканде и древние храмы в Ростове Великом, так и сейчас он подробно обмеряет оставшиеся на месте монастыря развалины — всё, что когда-то называлось его главными воротами, башнями и стенами, кельями — с целью создания проекта его дальнейшего восстановления. Он собирает в архивах оставшиеся с довоенных времен планы и чертежи, фотографии, пытаясь найти основу для возрождения обители.
Щусеву вновь суждено было помериться силами с ведущими русскими зодчими, в творчестве которых Ново-Иерусалимский монастырь занял прочное место. Дело в том, что шатер ротонды Воскресенского собора обрушился впервые еще в 1723 году, после чего неоднократно предпринимались попытки его восстановления. Свою лепту в разрушение обители вносили и пожары. А поскольку значение Ново-Иерусалимского монастыря в глазах российских самодержцев было огромным, то на его восстановление и ремонт направлялись лучшие архитекторы — Иван Мичурин, Дмитрий Ухтомский, Бартоломео Растрелли, Карл Бланк, Александр Витберг, Константин Тон, Федор Рихтер и другие. Даже дух захватывает от одного перечисления имен, к которым теперь прибавился и Алексей Щусев. Впоследствии эстафету по восстановлению обители принял выдающийся реставратор Петр Барановский.
Но Щусев не был бы Щусевым, если бы ограничился лишь одной реставрацией древнего монастыря, его заинтересовала судьба и самого города Истры. И здесь он позволил себе забыть о том времени, которое пережил и в котором ему еще удавалось существовать. Щусев, тот самый автор мавзолея и конструктивистского дома Наркомзема, решил создать новую Истру как город-курорт Северный Сочи в стиле… XVII века:
«Окруженный лесистыми холмами и омываемый извилистой рекой, протекающей в живописной долине, этот город как бы призван быть подмосковной здравницей… Самой застройкой и архитектурой общественных и жилых зданий мы хотели создать как бы единый организм небольшого подмосковного города, сохранить и выявить в застройке города красоту подмосковной природы…
Богатейшее наследие мотивов московской архитектуры дает возможность на колоритной и разнообразной основе построить архитектуру нового города, включая двух- и одноэтажные деревянные домики, дачи, турбазы и гостиницы в живописных окрестностях города.
XVII век в московской архитектуре характерен живописно играющим богатством форм и силуэтов на фоне зелени. Это — тип жизнерадостной русской классики, хорошо сочетающейся благодаря небольшим масштабам с требованиями современной архитектуры массового строительства из местных материалов. Стилевой натяжки и архаизма тут нет. Напротив, имеются все данные для воплощения в архитектуре великих идей и традиций русского зодчества…
Деревянное жилое и общественное строительство намечено в типовых формах избы, но не из сруба, а в облегченных каркасных конструкциях. Резьба и раскраска деталей придают зданию радостный уют» [149].
Даже здание горисполкома у Щусева — не стандартный особняк с портиком и колоннами, а украшенный нарядной майоликой, перекликающейся с керамикой монастыря, в наличниках окон дом из красного кирпича. И хотя проект сказочной Истры остался неосуществленным, но он вновь напомнил всем, кто был главным проводником неорусского стиля.
Несмотря на то что возрождение Ново-Иерусалимского монастыря продолжается и по сей день, та давняя работа академика не прошла даром, явившись первым этапом многолетнего и очень трудоемкого процесса. Будем надеяться, что уже совсем скоро, через несколько лет воскрешенная обитель предстанет перед нами во всей своей красе. И вклад Алексея Щусева не забудется.
ПАПСКАЯ КАНЦЕЛЯРИЯ НА ЛУБЯНКЕ
После войны Щусев продолжает заниматься разработкой проекта здания Академии наук в Москве. Взяв на себя в 1938 году руководство архитектурной мастерской «Академпроект» и задумав создать своеобразный научный городок на юго-западе столицы, состоящий из огромного дворца-президиума академии в центре и зданиями научных институтов и лабораторий по окружности, Щусев неоднократно вынужден был переделывать его. Сначала академикам пришлось не по нраву само расположение своего учреждения — и тогда подобрали другое место, на набережной напротив Парка культуры.
Затем заказчиков не устроило предложенное исполнение здания президиума, и Щусеву вновь пришлось видоизменять проект. Как отмечал он в 1936 году, «первоначальные варианты здания Академии намечались в формах старой римской классики, но это не встретило одобрения со стороны Академии. Перенесение элементов ленинградской классической архитектуры прошлого столетия в архитектуру современной Академии наук с ее совершенно новой ролью в жизни нашей страны, когда она тесно связана с интересами социалистического строительства, было бы, конечно, неправильно» [150].
Но проходит десять лет и Щусев перерабатывает проект до такой степени, что кроме как классицизмом стиль, примененный им в окончательном варианте, не назовешь. Более того, в неосуществленном проекте здания президиума академии просматриваются черты построенного в 1948 году дома КГБ на Лубянке, также по проекту Щусева. Такая вот интересная цепочка.
Что же касается самого здания на Лубянке, то его проект был создан академиком еще в 1940 году и представляет собой очередную стилизацию Щусева на тему одного из самых известных дворцов эпохи Возрождения начала XVI века. Те, кто бывал в Риме, найдут сходство здания КГБ с
